Депутаты, однако, не воспользовались любезным приглашением Николая II, а занялись выполнением всех необходимых формальностей, выяснили состав свиты, которая следует вместе с бывшим императором, и осведомились, какой наряд будет им дан для охраны поезда.
После завершения всего этого был подан поезд литеры А», состоящий из десяти вагонов при двух паровозах, охраняемый десятью чинами железнодорожного батальона.
После вагона-мастерской и багажного шёл вагон для коменданта поезда полковника Гомзина, инженера Ежова и канцелярии. В нём разместились: бывший гофмаршал князь Долгоруков, генерал Нарышкин. В следующем – свитском – ехали: флигель-адъютант герцог Лейхтенбергский, полковник Мордвинов, лейб-медик профессор Фёдоров и другие чины свиты.
Нилову не было позволено следовать в этом поезде.
Пятый вагон – опочивальня и кабинеты бывшего царя и царицы. Шестой – вагон-салон и столовая. Седьмой – кухня. Восьмой – провизионная; девятый – для прислуги и конвоя и, наконец, десятый – прицепной, для комиссаров Временного правительства, приехавших арестовать Николая.
Их приглашали в салон-вагон, но они остались в последнем вагоне и только издали видели царя, когда после четырёх часов пополудни он вышел из вагона соседнего поезда, где был у матери, и прошёл в свой поезд…
На нём была форма 6-го кубанского батальона пластунов с алым башлыком на плечах… Сохраняя наружное спокойствие, Николай шёл мимо небольшой кучки офицеров и публики, явившихся взглянуть на отъезд низложенного царя.
Отвечая на салюты военных, бывший государь держал одну руку у края чёрной папахи, а другою безотчётно покручивал ус, по своей обычной манере…
Гробовое молчание царило в публике всё время, пока он шёл к вагону.
Только Нилов, ринувшись к своему другу, схватил руку Николая и поцеловал на прощанье.
Николай быстро вскочил в вагон… Подошёл к окну и стал глядеть на окна поезда матери-царицы, которая тоже из окна прощалась со своим несчастным первенцем, неудачником-царём…
Вдруг внимание его привлекла кучка молодёжи: девушки, гимназисты, делающие ему какие-то знаки руками…
– Что такое? Чего они хотят? Узнай! – приказал одному из своих конвоиров. Оказалось, дамы и юноши хотели получить автограф от бывшего царя, теперь просто полковника Николая Романова.
Оглядевшись, Николай снял со стены военную карту, разрезал её кинжалом, висящим у пояса, на несколько кусков, на чистой стороне каждого куска написал: «Николай» и передал молодёжи, которая живо расхватала исторические клочки бумаги…
В 4 часа 53 минуты поезд плавно тронулся в направлении Царского Села…
На другой день вблизи от последней станции в салоне-вагоне были собраны все служащие и поездная прислуга.
Поцеловав каждого из них, причём они целовали его в плечо, Николай говорил:
– Благодарю за службу. До свиданья… Прощайте!..
Люди были затем отпущены; и не успел поезд остановиться у платформы, как все они соскочили с подножек вагонов, словно опасаясь, что в поезде с ними случится что-нибудь дурное. У многих уже красовались красные розетки на груди…
Когда поезд остановился, Николай спокойно вышел из вагона и в сопровождении князя Долгорукова направился к ожидающему их автомобилю. Поезд был встречен начальником царскосельского гарнизона и поручиком Ванадзе, которым комиссары Правительства сдали арестованного бывшего императора согласно полученной инструкции.
Кроме князя Долгорукова одиночество бывшего государя пожелали разделить только Нарышкин и Мордвинов; остальным не хотелось испытывать режима, связанного с арестом во дворце…
Как и в Могилёве, небольшая группа любопытных молчанием встретила и проводила бывшего царя…
Молчал всю дорогу и Николай… И только когда показалась ограда Александровского дворца, он видимо заволновался, лицо его то краснело, то бледнело, но он не проронил ни звука.
У въезда во дворец часовые отдали честь полковнику Романову и генерал-адъютанту и просили о б о ж д а т ь у входа, пока явится караульный начальник, которому пойдут доложить о прибытии узника-царя…
Прибывшие молча подчинились…
Караульный не торопясь пошёл за начальником; так же спокойно вышел из ворот начальник караула прапорщик Верик, и с его разрешения автомобиль подъехал к подъезду № 1.
Полковник Николай Романов проследовал в подъезд.
В передней в это время находились: обер-гофмейстер граф Бенкендорф, командир запасного батальона 1-го стрелкового полка штабс-капитан Аксют, комендант дворца штабс-ротмистр Коцебу, адъютант запасного батальона 1-го стрелкового полка прапорщик Верик, дежурные офицеры, прапорщики Лабенский, Клечковский и Калинин.
Николай II вошёл нервно-торопливой походкой. Боится участи.
На его неподвижном, землистого цвета лице и в выражении тревожно и быстро окинувших всех глаз было заметно сильное волнение, похожее на замешательство.
Он энергично пожал руку графу Бенкендорфу, порывавшемуся было, но так и не успевшему что-то сказать, остальным небрежно кивнул и почти взбежал по ступеням лестницы, ведущей в верхние этажи дворца, в помещение, отведённое для арестованного императора.
Навестив больных детей, Николай пожелал узнать об аресте Алисы, с которой ему не разрешили видеться.
Вот что услышал он от фельдфебеля Деревенько, дядьки Алексея.
Совет министров узнал, что вопреки данному на словах обещанию Николай и Алиса обмениваются шифрованными телеграммами из Могилёва в Царское Село и обратно. Это и побудило Совет министров издать постановление об аресте.
Девятого марта около 10 часов утра главнокомандующий Петроградского округа прибыл в Царское Село в сопровождении адъютанта прапорщика Долинского и около половины одиннадцатого явился в Александровский дворец вместе с начальником царскосельского гарнизона полковником Кобылинским и комендантом Царского Села подполковником Мадневым. Навстречу прибывшим вышел граф Бенкендорф, предложивший генерал-лейтенанту Корнилову и лицам, его сопровождавшим, подняться в верхние внутренние покои Александровского дворца, обычно занимавшиеся детьми царской фамилии, ныне ввиду карантина переведёнными в нижние покои. Граф Бенкендорф просил главнокомандующего обождать некоторое время и удалился доложить о прибытии генерал-лейтенанта Корнилова Александре Фёдоровне. Тотчас же к главнокомандующему вышла Александра Фёдоровна, в чёрном, наглухо закрытом платье, и, ни с кем не здороваясь, сохраняя наружное спокойствие, предложила всем сесть.
Первый вопрос бывшей царицы был обращён к Корнилову. Стараясь не глядеть в глаза генерал-лейтенанту, Александра Фёдоровна сказала тихим голосом:
– Чем могу служить и чему обязана вашим визитом?
Главнокомандующий, поднявшись с места, ответил:
– Я здесь по поручению Совета министров, решение которого я обязан вам сообщить и выполнить его.
Александра Фёдоровна встала и произнесла громко:
– Говорите, я вас слушаю.
Главнокомандующий стал читать постановление Совета министров о лишении свободы Александры Фёдоровны, и когда он дошёл до места о том, что в Могилёв отправлены депутаты для ареста царя, Александра Фёдоровна, слушавшая постановление Временного правительства низко наклонив голову, сказала:
– Не продолжайте.
Корнилов, однако, прочёл постановление до конца. Бывшая царица попросила генерала Корнилова удалить всех присутствовавших и остаться с нею наедине. Она обратилась к нему с несколькими просьбами. Бывшая царица прежде всего спросила, как будет поступлено с её детьми, будут ли они иметь возможность пользоваться врачебной помощью и какова судьба дворцовой прислуги. Корнилов заявил, что врачи беспрепятственно будут допускаться в покои Александровского дворца при непременном условии, что их должна сопровождать охрана. Дворцовая прислуга будет уволена, несмотря на убедительные просьбы Александры Фёдоровны оставить хотя бы часть её (она объяснила своё желание тем, что дети привыкли к прислуге). Корнилов не возражал только в отношении фельдфебеля Деревенько, находившегося при бывшем наследнике Алексее Николаевиче безотлучно, и разрешил ему остаться во дворце.