Душой этой новой компании стал Александр Васильевич Дружинин, едва ли не самый постоянный автор, печатавшийся в 1849–1850 годах практически в каждой книжке «Современника» и постепенно начавший определять направление журнала, никак об этом не заявляя. Дружинин, сын крупного чиновника, на три года младше Некрасова, получил образование в Пажеском корпусе, служил в лейб-гвардии Финляндском полку, а с 1846 года — в канцелярии Военного министерства. Дебютировал он в «Современнике» повестью «Полинька Сакс» в 1847 году, посвященной вопросу эмансипации женщин и получившей высокую оценку Белинского. Очевидно, до этого времени никто в компании Некрасова и Белинского не слышал про Дружинина и его рукопись попала в журнал через кого-то из самых периферийных членов кружка. Как-то незаметно он вошел в личные отношения с редакцией журнала и его постоянными сотрудниками. В сентябре 1848 года Некрасов писал Тургеневу: «Дружинин малый очень милый и не то, что Иван Александр[ович] (Гончаров. — М. М.): всё читает, за всем следит и умно говорит. Росту он высокого, тощ, рус и волосы редки, лицо продолговатое, не очень красивое, но приятное; глаза, как у поросенка».
Дружинин был идеальный литератор периода застоя, именно такой, какой нужен, чтобы писать тогда, когда не о чем писать, или, точнее, нельзя писать о чем-то по-настоящему серьезном и важном. По привычкам и вкусам настоящий аристократ, англоман, дэнди, как называли его друзья, он являл собой полную противоположность Белинскому: спокойный, хладнокровный, культивирующий сдержанность и присутствие духа, не терпевший слишком сильных страстей и увлечений, любивший изящное в разных его проявлениях, не без склонностей эротомана. Вечный холостяк, он был завсегдатаем публичных домов, оставил в подробном дневнике характеристики проституток, которых, впрочем, мог и жалеть. Дружинин был действительно добрый человек и впоследствии стал вдохновителем первого в России общества помощи нуждающимся литераторам и ученым. Он очень любил литературу и отказался ради нее от карьеры военного, существенно более перспективной. Но любил он ее, конечно, не так, как Белинский и Некрасов. Она была для него не способом говорить о кровоточащих общественных ранах и проповедовать высокие идеалы свободы и равенства, а проявлением изящного, легкого, родом возвышенного удовольствия, безусловно, отличающегося от того, которое можно получить в борделе, но в конечном счете — наслаждения. Дружинин был чутким критиком, любил художественность в разных видах (в том числе ценил и совсем не «изящную» поэзию Некрасова, хотя и утверждал ее «ограниченный» характер), но при этом ему не нравилась чрезмерная серьезность. Фактически являясь с 1849 по 1854 год ведущим сотрудником «Современника», Дружинин убедил Некрасова отказаться от серьезных обзоров литературы и заменил их ежемесячными фельетонами «Письма иногороднего подписчика». Его трудолюбие было замечательным. Он много писал о том, что не имело злободневного значения: сначала задумал и осуществил цикл статей под названием «Галерея знаменитых романов», затем создал целый ряд портретов английских писателей (литературу Туманного Альбиона он знал прекрасно и хорошо в ней разбирался). В 1850 году Дружинин начал публиковать фельетонный роман-обозрение «Сентиментальное путешествие Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам», содержащий обзор разнообразных незначительных событий столичной и дачной жизни. Всё делалось им со вкусом, но было мелким и совершенно «безобидным». Эти черты в совокупности превращали его в идеального журнального работника периода застоя.
Дружинин влиял не только на характер журнала, но и на «литературный быт» круга «Современника». Литературу он считал возвышенным развлечением, а литераторов — своего рода аристократическими дилетантами, любящими развлекаться, хорошо жить, а не сухарями, предающимися разговорам о Боге, общественных идеалах и прочих скучных вещах. Видя себя душой любой компании (сказывалось гвардейское прошлое), Дружинин активно вовлекал литераторов круга «Современника» в развлечения: к началу 1850-х годов придумалось даже «домашнее» словцо «чернокнижие», которым приятели называли разнообразные совместные «мероприятия», варьировавшиеся в диапазоне от коллективного сочинения непристойных стихов до коллективного же посещения «дев». Под влиянием Дружинина (и, конечно, благодаря склонности остальных) круг «Современника» превратился в это время в веселую компанию беззаботных людей, благородных и честных, но без больших умственных горизонтов, без предельных запросов и претензий на какое-либо воздействие на окружающий мир. Это было во многом вызвано невозможностью участвовать в какой-либо общественной деятельности, подспудным ощущением отсутствия альтернативы. В самой склонности к аморализму, легким формам разврата можно видеть форму протеста против существующего порядка вещей, режима, лицемерно провозглашавшего мораль своим принципом и при этом глубоко аморального (своего рода портрет этой власти как будто пророчески изображен в «Нравственном человеке»).