1854 год проходил целиком под знаком войны. Становилось всё тревожнее. 17 (29) января Франция предъявила России ультиматум, требуя вывести войска из Дунайских княжеств и начать переговоры с Турцией. 9 (21) февраля Россия объявила о разрыве дипломатических отношений с Англией и Францией. 15 (27) марта Великобритания и Франция объявили войну России. 30 марта (11 апреля) Россия ответила аналогичным заявлением. Боевые действия начались с бомбардировки Одессы, проведенной англо-французским флотом в апреле 1854 года. 2 (14) сентября 1854 года экспедиционный корпус членов антироссийской коалиции высадился в Крыму. 8 (20) сентября состоялось сражение на реке Альма; русская армия, загораживавшая путь на Севастополь, отступила, что дало противнику возможность взять город в кольцо. 11 (23) сентября началась знаменитая оборона Севастополя, постепенно приобретавшая всё более драматический и совершенно безнадежный характер. Две предпринятые осенью попытки прорвать блокаду закончились неудачей: 13 (25) октября русские потерпели поражение под Балаклавой, 5 (17) ноября уступили в сражении под Инкерманом. Спасти Севастополь от сдачи могли теперь только мужество и стойкость его защитников.
Военные события заставили русское общество перейти от апатии и настороженности к глубокому сочувствию. Люди, не доверявшие официальным источникам информации, жадно ловили слухи, передавали рассказы очевидцев. Вместе с сообщениями о мужестве русских солдат, о храбрости и талантливых решениях полководцев В. А. Корнилова, П. С. Нахимова, об искусстве военного инженера Э. И. Тотлебена доходили вести о плохой организации, устаревшем вооружении, о практически полной неготовности к войне, о свирепствовавших в армии болезнях, вызванных дурной организацией снабжения и медицинского обслуживания, о воровстве, процветавшем на фронте и в тылу, вызывавшем нехватку самого необходимого.
Салтыков-Щедрин вспоминал: «Это было время глубокой тревоги. В первый раз, из кромешной тьмы, выдвинулось на свет Божий «свое» и вспугнуло не только инстинкт, но и умы. До тех пор это «свое» пряталось за целою сетью всевозможных формальностей, которые преднамеренно были комбинированы с таким расчетом, чтоб спрятать заправскую действительность. Теперь вся эта масса формальностей как-то разом оказалась прогнившею и истлела у всех на глазах. Из-за прорех и отребьев тления выступило наружу «свое», вопиющее, истекающее кровью. Вся Россия, из края в край, полна была стонами. Стонали русские солдатики и под Севастополем, и под Инкерманом, и под Альмою; стонали елабужские и курмышские ополченцы, меся босыми ногами грязь столбовых дорог; стонали русские деревни, провожая сыновей, мужей и братьев на смерть… Оставаться равнодушным к этим стонам, не почувствовать, что стонет «свое», родное, кровное, — было немыслимо».
Люди чувствовали, что истекающий кровью Севастополь боролся и не сдавался не благодаря, а вопреки российскому государственному устройству, сражался не за Николая I и монархию, а за честь России, за саму возможность ее будущего.
Некрасов, несомненно, испытывал те же чувства. Он так же напряженно следил за слухами, сообщал друзьям доходящие до него клочки информации. Живя летом в Ораниенбауме, Некрасов и Панаевы вместе с другими дачниками ездили смотреть на англо-французский флот, подошедший к Кронштадту, и были, как и все, удручены и встревожены демонстрацией силы противника. В феврале 1853 года Некрасов от имени редакции «Современника» пожертвовал 200 рублей серебром в пользу российского флота (за что редакция удостоилась благодарности управляющего Морским министерством, великого князя Константина Николаевича).
Война коснулась и семьи Некрасова: в сражении при Инкермане муж его сестры, майор Генрих Станиславович Буткевич, был ранен штуцерной пулей и лишился ноги. Обстоятельства его ранения ярко иллюстрируют беспорядки во время Крымской кампании. Суздальский полк, в котором служил Буткевич, участвовал в наступлении на правый фланг английской армии в составе колонны генерал-лейтенанта Федора Ивановича Соймонова. В то время как первый эшелон истекал кровью в рукопашной схватке, Суздальский и Владимирский полки, бывшие во втором эшелоне, из-за отсутствия командования (Соймонов, единственный во всей колонне знакомый с общим планом наступления, был убит в самом начале сражения) до полудня простояли в лощине в резерве, и только в полдень полковник Дельвиг послал их на помощь сражающимся. Владимирский полк атаковал первую батарею неприятеля (атака была отбита англичанами). Суздальскому полку было приказано остановиться, затем он отступил на Инкерманские высоты. Фактически полк Буткевича почти не принимал участия в сражении, однако понес потери от штуцерного огня неприятеля: было ранено и убито 134 человека.