Гнев, жалость, надежды высказывались в письмах и частных разговорах. Выразить эти чувства публично было невозможно. И в 1854 году «Современник», с точки зрения внешнего наблюдателя, продолжает выглядеть тем же явлением застоя, практически игнорирующим трагические события, потрясавшие всё общество. Так, когда Россия вступила в войну с Европой, в февральском номере «Современника» были напечатаны десять стихотворений Фета, ставшего в это время его постоянным автором; в сентябрьском номере, когда пришло известие о поражении при Альме, в журнале печатаются подборка стихотворений А. К. Толстого о любви и природе (в частности, знаменитые «Колокольчики мои…») и повесть Тургенева, как будто в насмешку или с горькой иронией названная «Затишье». Таким образом, публика практически ничего не могла почерпнуть из журнала ни в смысле новостей, ни по части осмысления происходивших событий. Связано это было с запретом всем негосударственным изданиям (за исключением тех, кому такое право было предоставлено лично государем) печатать политические новости, обзоры и аналитику. В 1854 году такой запрет оказался особенно болезненным: «Современник» (как, впрочем, и все остальные журналы) выглядел анахронизмом, чем-то совершенно второстепенным и ненужным для текущей жизни. Это болезненно переживалось Некрасовым и Панаевым, они дважды в течение года подавали прошение разрешить печатать в «Современнике» новости с мест сражений и оба раза получили отказ. Некрасов пытался как-то пробиваться через этот барьер, публиковал материалы о Турции, об истории отношений с нею России, находил темы, косвенно затрагивавшие текущие события. Но всё было тщетно — журнал выглядел ненужным и неинтересным. Это отразилось на его популярности и финансовом положении: подписка к весне резко сократилась, Некрасов сообщал друзьям, что потерял 600 подписчиков, что было очень болезненно.
Внешние события не особо отражаются на жизни «веселой компании» — скорее наоборот, на 1854 год приходится едва ли не пик «чернокнижия», сборищ, совместного сочинения непристойных и просто юмористических стихотворений. Основные члены кружка наконец собираются в Петербурге: освобожденный из ссылки Тургенев, занимающийся изданием Пушкина Анненков, постоянный «душа компании» Дружинин, Боткин, уезжающий в Москву Лонгинов. Некрасов предается этим удовольствиям, охотится — проводит лето в имениях Дружинина и Тургенева. Много играет в карты, о чем опять сообщает Тургеневу. Одновременно он продолжает жаловаться на здоровье (никак не проходит болезнь горла), на периодически накатывающую хандру и злобу. И в творческом отношении этот год небогат (по-прежнему «не до стихов»), однако очень важен — он становится своеобразным подготовительным периодом перед поэтическим взлетом 1855–1856 годов.
В письме Л. Н. Толстому по поводу рассказа «Записки маркера» Некрасов среди недостатков отметил: «…язык Вашего маркера не имеет ничего характерного — это есть рутинный язык, тысячу раз употреблявшийся в наших повестях, когда автор выводит лицо из простого звания». Несколько позднее он изменил оценку толстовского произведения. Однако, возможно, сама строгость, которую Некрасов проявил к молодому писателю, была вызвана его собственными раздумьями о том, как должна в художественном произведении звучать речь людей «простого звания». Результатом работы над таким языком стало замечательное стихотворение «В деревне». Еще до этого язык простых людей звучал в стихотворениях Некрасова — это был язык крестьянина («В дороге», «Буря», «Вино»), мелкого чиновника или городского мещанина («Пьяница», «Филантроп»). Однако, возможно, с точки зрения самого Некрасова, он не использовал все возможности этого языка, ставшего только способом обозначения социального статуса персонажа, указания на специфику его положения и культурное отличие от представителей образованных сословий. Такие произведения всегда были сюжетные, в них простой человек сообщал печальную историю, которая имела социально-критический заряд; «душа простолюдина» всё-таки оставалась на втором плане. В стихотворении «В деревне» сюжет фактически отсутствует: автор подслушивает разговор двух старух. Одна из них рассказывает о смерти сына, рассказывает долго и с нагромождением подробностей, которые ничего не прибавляют к сюжету, но позволяют пристальнее вглядеться в убогий быт пожилой женщины, в ее жалкую жизнь и настоящее горе. Возникает и определенная глубина этого переживания: ей жалко сына и одновременно себя; собственно, психологический рисунок как раз и основан на том, что старуха не понимает, что вызывает ее страдания — чувство утраты единственного сына или голодная и холодная старость, на которую ее обрекла потеря кормильца. Нужно отметить, что лирический герой в этом стихотворении — не просто слушатель, праздный ездок или охотник, но именно поэт, приехавший в свое имение поработать и поохотиться. Эта на первый взгляд незначительная деталь тем не менее свидетельствует, что после шага, сделанного Некрасовым в стихотворении «Муза», поэзия действительно стала его жизнью.