— Это еще кто? Журналистов нам тут еще не хватало, — Егор ткнул пальцем в девушку, она улыбнулась ему еще шире, отправив губами воздушный поцелуй. На слегка смуглом лице зубы светились особенно издевательски.
— Познакомься, Аврора. Вы будете работать вместе. Она работает со мной по этому делу в качестве консультанта. Ей надо самой все увидеть.
— Слушай, Игорь, тут не Афимолл и не ЦУМ, припадочных мне тут еще не хватало. Там мужики не выдерживают.
— А ты за меня не волнуйся, у меня вены заполнены чем надо, — Аврора похлопала себя по локтевому сгибу. — Если хочешь, могу и тебе выписать. Тебе надо, я сразу вижу, но ты пока еще держишься. Мужик! Уважаю!
— Она психиатр, а по совместительству составляет для нас психологические портреты преступников и жертв, — следователь похлопал Егора по плечу. — Поверь, ты с ней сработаешься. Она крепче тебя и злее.
— Это точно, — оскалилась Аврора, потом сбросила маску и, мило улыбнувшись, протянула руку. — Давай не будем начинать работу со ссоры. Ты мне понравился, я не шучу.
— А ты мне нет, — ответил Егор, пожимая руку, она крепко сжала, выдержав тяжелый взгляд.
— Спасибо за честность, — улыбнулась Аврора. — Пойдем, я тебе бургеров привезла, в машине остались. Нечего здесь сидеть, такой хороший день сегодня.
— И не говори, день что надо, — ухмыльнулся Егор. — А за бургеры спасибо, с меня ответ.
— Не сомневайся, я не забуду, — кивнула она. — Потом вниз меня проводишь, мне надо все самой увидеть.
— Не советую, — Егор с тревогой посмотрел на нее.
— Я видела фотографии и готова.
— Нет, не готова. К этому нельзя быть готовым, — покачал он головой.
— Ну, хорошо, ты прав — не готова. Но посмотреть должна. Пошли-пошли, мне еще в больницу на смену надо успеть.
34. Бессилие
— Так, давай примерим. По-моему, очень неплохо получилось, — Марта разложила на койке ушитые куртку и ватные штаны из толстой серой ткани, не хватало полосок, и вполне вышла бы арестантская роба.
Юля с сомнением посмотрела на огромную куртку и штаны, но спорить не стала. Девушки-надзирательницы сегодня пришли очень грустные, даже причесок не было, просто убраны на затылке волосы и грустные глаза. Юле показалось, что они плакали недавно, так сильно распухли веки и покраснели глазные яблоки.
— Да, размер точно твой. Мы подшили еще подкладки, чтобы тебе было теплее, — вторая девушка явственно всплакнула и отвернулась, Юля так и не узнала ее имени, а спросить стеснялась.
— Вы меня как будто хороните или в дальнюю дорогу отправляете, — попыталась улыбнуться она, но настроение девушек передалось и ей, и Юля чувствовала тяжесть в груди. И дело было не столько в обереге, который с самого утра предупреждал ее слабыми покалываниями, а в гнетущей атмосфере, сгустившейся за последнюю неделю. А она здесь уже больше месяца, и обещанного разговора с инспектором или допроса, как намекнула ей Марта, не было, словно о ней забыли, занимались другими более важными делами.
— Так и есть, — шепотом сказали девушки и настороженно покосились на щит, все такой же разрезанный, черный и сгоревший.
— Понятно. Меня отправят в тюрьму? А разве это не тюрьма?
— Нет, не тюрьма. В тюрьме все гораздо хуже, — ответила Марта и кивнула влево. — Здесь камеры для важных преступников и карцеры, ты же слышала крики по ночам?
— Слышала, — кивнула Юля и поежилась. В первые недели она не понимала, что слышит, относя странные долгие звуки к раздраженному воображению. С каждым днем звуки становились яснее, переходя в отчетливый монотонный гул десятков голосов, который перешел в жуткий вой. Так не могло выть животное, вой перемешивался со стонами и проклятиями, срываясь на слезливые молитвы — это было невыносимо, она перестала спать ночью, уходила в коридор и бегала до утра, ища тихого уголка, но вой преследовал ее, отраженный и усиленный десятками щитов. — Они хотят, чтобы я сошла с ума.
— Нет, тогда ты ничего не расскажешь. Ты не представляешь, как нам жаль тебя, — Марта всхлипнула, вторая надзирательница часто замигала и выглянула в коридор, не подслушивает ли кто-то. Дверь в камеру держали открытой, что-то случилось с вентиляцией, и дышать было нечем. Они называли это летом. — Примерь, нижнюю робу не снимай, никогда не снимай ее, жаль, но я не знаю, что еще и посоветовать. Мы никогда не были там, куда тебя отправят, слышали только анекдоты или в шлакопроводе что-нибудь всплывало.