Нас не спасает сердце
И не спасет холодный ум.
(Наив, симфонический оркестр, альбом «Симфопанк», трек «Иллюзия свободы»).
— Ты запомнила? — шепотом спросила Марта.
— Ага, все запомнила, — вторая девушка ехидно захихикала. — Надо гробовщику дать, он быстренько скетч сделает. Будут потом искать, а ГОБП уже труп!
— Я ничего не поняла, — шепотом возмутилась Юля.
— У нас есть друг, он в морге работает. К нему привозят всех, кто освободился, потом их на переработку в реакторы. Не важно, лучше не думай об этом. Так вот пока они у него, он может с их паспорта залить запрещеночку, — Марта скривила рот в язвительной усмешке. — Они потом ищут, даже посмертно дело шьют.
— Ага, одного даже повторно казнили, — хмыкнула вторая. — Решили, что он скрипт спрятал, и его профиль проснулся после казни, типа отомстил. Ха-ха, он до сих пор в топе висит.
— Это тот, где Верховного кормят с ложечки, как малыша, а он кричит, что надо больше казней, а ему кашу суют в рот? — улыбнулась Юля.
— Ага, вот только на стульчике труп сидит. Там в морге такие шутники, не дай тебе Дух с ними познакомиться, — прошептала Марта и, услышав шум в коридоре, поспешно сказала очень громко, чтобы было слышно любому. — Так, собирайтесь на обед. У вас мало времени. Даю вам минуту на сборы.
— Хорошо, — улыбнулась Юля и обняла их. — Я вас никогда не забуду.
— И мы тебя, — синхронно прошептали девушки.
— Если у меня родиться дочь, то я выкраду ее и назову Юлей, — сказала вторая девушка.
— Нет, я! — возмутилась Марта.
— Назови Альфой, — попросила Юля, Марта задумалась и часто закивала, широко улыбаясь.
К столовой шли молча, надзирательницы отставали на три шага, часто вздыхая. Встречные служащие сторонились Юли, что-то глазами спрашивая у девушек, и часто слышался недовольный голос Марты, чтобы они проходили, не задерживались. Обеда ее лишили, позже она поняла, что это было к лучшему.
У входа в столовую ее ждали три парня в черной форме, и это были не те веселые солдаты, что тащили киборга-дознавателя. Юлю схватили сильные и злые руки, третий сунул в рот кляп и заклеил вонючим скотчем. Хорошо еще, что кляп был чистый и пах чистым бинтом. Надзирательницы бросились к ней, парни в черном не ожидали этого и оттолкнули их. Третий, видимо главный, погон или иных знаков различия у них не было, дал каждой по лицу, что-то долго кричал, угрожал, пока их голоса, слабо возражавшие, не затихли совсем.
Юля обернулась и кивнула им, что все в порядке, что с ней все нормально, ведь теперь для нее это и будет нормой. Девушки сидели на полу и рыдали, крепко обнявшись. Юлю вели вперед, она часто озиралась, третий кричал, но она продолжала, пока не получила страшный удар в голову, от которого потемнело в глазах, и она повисла на руках конвоиров. Но она увидела, с каким подчеркнутым безразличием проходили люди в столовую, как они старательно делали вид, что ничего не происходит, обходя, как досадное недоразумение, как кучу грязи, плачущих девушек, и никто не помог им подняться, не увел в столовую.
Юля, с трудом приходя в себя, еле волоча ноги под окрики третьего, думала о них, зная, что больше никогда с ними не встретится. Ее удивляла странная апатия или, скорее, чрезмерное спокойствие, с которым она обдумывала все происходящее. Оберег давил грудь, останавливая нервные импульсы, замораживая ее чувства, спасая ее сердце и разум. Она стала думать о киборгах, почему люди добровольно шли на эту операцию, превращавшую тело человека в управляемого робота. Даже из той малой части, которую успели рассказать ей девушки, что-то показывая в паспортах, она поняла, что на самом деле киборгов было много, но в основном они работали наверху в особо тяжелых условиях, где обыкновенному человеку было бы слишком тяжело. Их скелет усиливали, как и чем она так и не поняла, но любой киборг мог поднимать сверхтяжелые грузы и был очень вынослив, а главное совершенно не прихотлив в еде и условиях проживания. И как она смогла ушатать киборга, он легко мог бы превратить ее в фарш одними руками, врывать ноги и руки, а голову открутить, как крышку бутылки. Думая об этом, она вспомнила, как давно пила газировку, ощутив во рту вкус вражеской Фанты. Мозг ухватился за это, и до самого конца она ни о чем не думала, кроме вкуса газировки, мороженого и орехов, решив, что когда вернется, будет лопать это пока не лопнет, как мечтала в детстве. Но ни разу не смогла наесться вдоволь хотя бы мармеладом, мама постоянно ограничивала, считая сахар главным злом во вселенной.
Втолкнули в грязный кабинет, в котором почти ничего не было, кроме металлического стула, стола с дубовым терминалом с двумя экранами, один к сидящему за столом, другой смотрел на дверь с черной злобой потухшей матрицы. В кабинете нестерпимо воняло мочой и рвотой, перемешанной с дрянным одеколоном. Ее усадили на стул и завязали руки за спинкой, на ногах затянули ремни, и острые грани грубых ножек стула больно впивались в икры. Чернорубашечники ушли, и тут же вошел инспектор. Он брезгливо сел за стол и уставился в терминал, листая взглядом документы.