— Гордиться мне нечем, поэтому я ничего и не хочу рассказывать. Ты прав, все полисы образуют единое государство, где его начало и конец не знает никто, мы все живем в разрешенных областях, видя других только в новостях или агитроликах. Мы защищаем полисы от мутантов, которые живут наверху. Не удивляйся, там есть жизнь, просто она иная. Раньше для защиты от мутантов использовались киборги Вервульфы или Беовульфы, в зависимости от модели и назначения. Наверху в основном остались Вервульфы, с которыми мы тоже боролись, хотя и подло. Считается, что Вервульфы нас предали, что эти киборги перепрограммировали себя и хотят уничтожить полисы. Все это пропагандистская ложь, я это точно знаю.
— А что за мутанты?
— А, мутанты. Все довольно просто — это бракованные киборги. Сначала их утилизировали, но потом кто-то решил, что их можно использовать для работ наверху. Но все ошибались, потому что их стали готовить к интервенции в ваш мир. Там наверху собралась целая армия, которая ждет открытия портала. А занимаются этим наши же инспектора высшего уровня, поэтому Вервульфы и стали нападать на полисы и офицеров. Они нападали только тогда, когда наверх выходили инспектора высшего уровня, их легко опознать Вервульфу, даже если тот оденется в простого офицера.
— По запаху?
— Нет, по ауре. Инспектора высшего уровня себе не принадлежат. В них живут духи, у них тоже своя иерархия, и эти считаются рабочими или исполнителями. Такие просачиваются к вам и готовят алтари. Зачем они это делают, я не знаю. Наверное, какой-то ритуал, но пока у них ничего не вышло.
— А зачем им это надо?
— Не знаю. Будет возможность, спросишь сам. Моя работа была сдерживать мутантов, чтобы они не пробрались к нам, а Вервульфов я не трогал, за это меня понизили до рядового, а потом мне отгрызли ногу, и меня списали.
Айна бесшумно подошла и ткнула деда под ребра, промахнувшись всего на пару сантиметров. Она зарычала и повторила коварный удар, теперь железные пальцы достигли цели, и он охнул.
— Я все слышала! — возмущенно воскликнула девочка.
— И что же ты слышала? — обеспокоенным голосом, с трудом сдерживая смех, спросил дед.
— Все! Я все знаю, можешь больше не врать мне! Я все знаю, теперь ты меня не обманешь! — она комично погрозила ему пальцем, потом сжала кулаки, грозя кому-то сильно правее.
— Хорошо-хорошо, я все понял и буду тебе повиноваться, — рассмеялся дед и посадил ее на колени, осторожно поцеловав в лоб. — Ты выспалась?
— О чем вы там шептались? — заворчала Айна, уткнувшись лицом в пропахшую фермой куртку, немного резкий запах сырости и влажной земли, перемешанный с теплыми и сладкими нотками машинного масла. Так пах ее дед, дорогой и любимый запах, от духов и одеколонов, которые привозили в раздаточный пункт, девочку тошнило, как и тех, у кого обонятельные рецепторы сохранились хотя бы на 17–25 %.
— Как обычно, обсуждали тебя. Ты же знаешь, как я люблю о тебе рассказывать.
— Врешь, ты про войну рассказывал, а мне ничего рассказать не хочешь! — она спрятала лицо и тяжело вздохнула. — Ладно, я все понимаю. Я же еще маленькая.
— Нет, дело не в этом, — прошептал дед.
Подошла Альфира. Она долго зевала, расставляя на свободном ящике контейнеры с завтраком. Максим смотрел на нее, не замечая серого цвета еды, чувствуя сильный голод, от запахов разогретого грибного рагу с мясным фаршем злился желудок, требуя пищи. Какая же она красивая даже в этом убогом наряде, пускай и подшитом по фигуре. Альфира поймала его любящий взгляд и покраснела, от волнения запотели очки.
Завтракали молча, утро выдалось теплым и приятным, изредка дул слегка прохладный ветерок, а от прожекторов инфракрасное излучение грело нехуже веселого мартовского солнца, только не было упирающегося снега и льда, коварно спрятавшегося под подтаявшими снежными покровами. Максим переглядывался с Альфирой, и думали они об одном и том же, удивляясь себе, как быстро они привыкли к жизни под землей, как научились чувствовать день и ночь без подсказки уличного освещения, как чувствовали подземную погоду, непохожую на земную, часто безмолвную, никак не проявляющую себя, и внезапно просыпавшуюся, нагоняя штормовые порывы мокрого ветра или впадая в мертвый штиль. Максим все ждал, когда пойдет дождь, росу на синтетических листьях в сквере и парке они уже видели, и понимал, что дождь здесь невозможен.