Сначала ей усилили дозу, но это привело к полной заторможенности, и она не вставала почти неделю, только в туалет, мозг не позволял опускаться. Больше всего ее угнетало полное равнодушие и пустота ко всему. Она могла спокойно обдумывать что угодно, не испытывая ни хороших, ни плохих чувств, остался только ужас, такой же спокойный и равнодушный, не желавший пошевелить и пальцем когтистой лапы, чтобы разрушить ее окончательно.
Сергей сел рядом. Мэй не сразу увидела его, ведя пальцем по скамье, буква за буквой выводя невидимое слово.
— Ты не голем, прекрати это писать, — он обнял ее, Мэй дернулась, выходя из оцепенения, и улыбнулась.
— Привет, — она вздохнула и провела указательным пальцем по его лицу, как ребенок изучает лицо матери, но без оттягивания губ и век. Рядом с ним было не так холодно, жаль, что ночью она должна была спать в общей палате с другими психичками.
— Ты опять пропустила завтрак. Забыла, что Аврора приказала есть?
— Не забыла, просто меня тошнит от этой еды. Хотя, меня тошнит от всего, что я вижу. Но не ты, — она грустно улыбнулась. — Как ты?
— Завтра выпишут, уже в норме, — соврал и не соврал Сергей. Норма была условная, поход в бомбоубежище воскресил старые страхи, пережитые им в старших классах, когда он хотел стать спелеологом, перейдя в конце концов после школы в диггеры. В любом городе найдутся катакомбы, подземный город, скрытый под толщей асфальта и бетонных сводов. И они нашли своих аборигенов, выросших во тьме и подвижном сознании до недочеловеков и людоедов. После этого его трясло в любом полуподвальном помещении, а все воспринимали страх за чрезмерную серьезность. — Меня прокапали, теперь пуст и светел.
— А я просто пуста, — Мэй села ровно и распустила волосы. Сколько же у нее седых волос, интересно, почему они еще не собрались вместе и не тыкали всем в глаза широкими седыми прядями? Волосы жалели ее, вплетая в черный бархат серебряные нити, а она не хотела жалости и сочувствия, ни от кого, никогда. — Права Аврора, я старушка Мэй.
— А я старик Сергей, — хмыкнул он. — Не рано ли списала себя?
— А ты? — она внимательно посмотрела ему в глаза.
— Все от тебя зависит.
— Не на ту лошадь поставил. Бежать тебе надо подальше от меня. Нет, я серьезно, послушай и беги.
— Послушал и не убегу.
— Ничего, препараты выйдут скоро, голова станет свежее, и сам все поймешь. Беги, все, кто меня окружает, кто мне дорог — они все умирают раньше меня, а я жива до сих пор, — она отвернулась.
— Была б ты парнем, точно бы дал по морде! — Сергей повернул ее к себе. — У меня другой план, так что нечего сгущать краски.
— План, — Мэй вздохнула и оглядела чахлый сквер. — План нужен живым, а я чувствую себя мертвой.
— Это препараты, Аврора предупреждала.
— Знаю и не понимаю, как она справляется.
— А она и не справляется. Я вижу это, и она видит. С ней такое уже было, мы же познакомились случайно, не думай, что я такую страшилу свайпал в Тиндере.
— А как вы познакомились?
— Это было зимой, уже не помню, почему гулял по центру ночью. Еще снег был злой, набивался за шиворот и в лицо бил, хорошо это помню. Я шел в парк Горького по мосту, по-моему, Крымский мост, не тот, что сейчас построили. Смотрю, на перилах стоит девушка и кричит на реку, потом замолкает и балансирует. Я решил, что она хочет прыгнуть и стащил. Она драться начала, царапаться. Вот так, потом созналась, что действительно думала прыгнуть, досчитала свою жизнь, и результат ей не понравился. Пожили вместе, ничего особенного. Она в целом хорошая, только злая на всех, слишком высокие требования к людям предъявляет, а меня заклеймила комплексом спасителя.
— Может она и права, — Мэй игриво сощурила глаза. — Есть в тебе что-то от супергероя.
— Есть-есть, не спорю. Вот только называется это теперь целеустремленность, напористость и еще как-то, я забыл, нам втирали на парах по психологии и программированию карьеры.