Свет мигнул, и черепа на стеллажах злобно ухмыльнулись. Опер и сержант смотрели на высокие стеллажи, расставленные ровно, как стенды в музее. Каждый череп выражал что-то свое: от ужаса до легкого страха, от непонимания до осознания своей участи, и большинство улыбалось сардонической улыбкой, предшествующей финальной агонии, скоротечной и жестокой, как жизнь. В этом музее выставлялась и искусная мебель, сделанная из костей нижних конечностей и таза, в качестве скрепляющего элемента мастер использовал блестящие стальные прутья, скрученные и изогнутые, напоминающие свободные мазки кисти молодого и талантливого художника, ищущего свой стиль. Идеально чистый пол, яркое освещение, отбеленные до слепящего блеска стены и потолок производили впечатление, и зритель застывал на месте, разрываясь от чувств — ужаса, непонимания и больного восхищения. Небольшой музей портили три ванны в левом углу, заполненные кислотой, со всплывшими остатками волос и того, что не смогла растворить кислота. Ванны стояли на возвышении из кирпичей, от каждой отходила труба в канализацию с подводом водопроводной воды. Все было сделано и продумано с умом, слив регулировался почерневшей задвижкой, над ваннами висели три вытяжки, порыжевшие и молчавшие.
Скрип и скрежет в конце коридора усилился, и сержант пошел туда, не желая больше смотреть на экспозицию. Егор пошел следом, на ходу проверяя пистолет. Они встали у заваренной двери, ведущей, если верить плану, в коридор, соединяющий выходы к метро и в секретную зону института.
— Там кто-то есть, — прогундосил сержант.
В подтверждении его слов дверь задрожала от сильного удара. Удары сыпались один за другим, кто-то с другой стороны пытался выломать стальную дверь. Но дверь не поддавалась, и сварка держала крепко, зато стала рушиться стена, покрываясь глубокими трещинами. Егор кивнул, и они отошли к выходу, следя за бешенным молотом.
Сержант прикрыл дверь в музей, смотреть там больше нечего, пусть судмедэксперты копаются. Подошли и позеленевшие полицейские, услышавшие грохот. Его слышал весь дом и вся улица, машины останавливались, водители спрашивали у прохожих, что происходит. Кто-то стал кричать, что дом взрывают, и началась паника.
Дверь рухнула на пол, выбитая вместе с рамой из стены. На огромное существо, отдаленно напоминающее человека, смотрели дула автоматов, Егор убрал пистолет. Человекоподобный монстр тяжело шел к ним, опираясь на стены, его шатало из стороны в сторону.
— Не стрелять, — приказал Егор, и полицейские отступили назад, остался громила сержант.
Монстр дошел до музея и бережно открыл дверь. На исчерченном шрамами и язвами лице отобразилась улыбка.
— Красиво получилось. Они все равно были уже мертвые с самого начала. Когда она входит в них, они умирают навсегда. Не жалейте о них, — сказал мутант, голос его оказался на удивление приятным, не слишком низкий, а в глубоко посаженных глазах, за утолщенными костями черепа, будто бы они специально наросли, как опухоль, смотрели грустные умные глаза. — Мы все оружие без воли. Но сейчас я свободен и скоро умру.
— Кто ты такой? — спросил Егор, разглядывая великана, больше походившего на человека, которого растянули до робота и накрутили мяса и костей.
— Люди называют нас мутантами, но когда-то я был киборгом.
— Откуда ты пришел?
— Неоткуда, я здесь всегда был, но вы этого все равно не поймете, — мутант устало сел на пол. — Они уже здесь, вы проиграли.
— Кто они? Это ты убил всех этих людей? — Егор встал над ним. Мутант открыл глаза и криво улыбнулся, обнажая крепкие черные зубы.
— Мое тело. Решает она — мы орудие. Ты сам поймешь это, когда придет время, — он ткнул пальцем в грудь Егора, опер отлетел к стене, тут же подняв руку, чтобы никто не стрелял. — Часть ее внутри тебя, я чую это, но решаешь пока ты, и теперь она твое орудие.
Он закрыл глаза и заснул. Егор подошел к нему и проверил пульс на шее — ничего не было, но это существо, так похожее на человека, не умерло. Лицо постоянно менялось, как в бредовом сне.
Послышались крики и удары, перемешавшиеся с топотом. Первым среагировал сержант, в одно мгновение положивший автомат на пол и встав к стене, подняв руки «в гору». Егор удара не почувствовал. Тяжелый ботинок опрокинул его навзничь. Его метелили по-черному, пока он не потерял сознание, а сержант кричал, что они свои, просил остановиться, но спецназ в черном камуфляже с короткими автоматами продолжал избивать опера.