Он обошел колодец десять раз и устало сел на пол. Ужасно хотелось есть, спать, чтобы боль стихла хоть на минуту, а еще тревога и тоска за Альфу и Айну, за сестру, которая могла быть в таком же колодце. Раньше он старался не думать об этом, отбросить тревоги от себя, как Альфира, защищенная магией оберега. Малая часть передавалась ему, удерживая от срыва. Сейчас защиты больше не было, ужасно хотелось умереть.
— Здравствуйте, Максим. Надеюсь, я не разбудил вас? — раздался до невозможности низкий голос сверху, словно здание стало двигаться и говорить. Но и в этом потоке низких частот легко можно было уловить спокойствие и, пожалуй, сочувствие. — Не пытайтесь разглядеть меня. Здесь слишком темно, и для вашей психики лучше никогда не знать, с кем вы сейчас разговариваете.
— Здравствуйте, — Максим с трудом поднялся, ощутив легкое дуновение теплого ветра, похожее на дыхание из широкого раструба венткамеры или дыхание кого то очень большого, смотревшего на него сверху. Он представил себе огромного червя, размером с колодец, но это совсем не испугало. — Я не спал. Вы можете сказать, кто вы?
— Нет, и не потому, что это запрещено. У меня давно нет имени, слишком много времени прошло, как меня синтезировали. Я часто думаю, что я больше машина или живой организм?
— Раз вы задаетесь этим вопросом, то вы определенно живой организм. Машина всегда знает, что она машина.
— Мне нравится ход ваших мыслей, приму в качестве правила, а то надоело с собой спорить. С другой стороны поговорить здесь особо не с кем, поэтому и занимаюсь разбором себя на кластеры.
— Простите, если я тороплюсь, но как Альфира и Айна? Вы же их видели, они здесь? — со страхом и надеждой спросил Максим.
— Здесь, точно в таком же колодце. Они неплохо справляются, я был у них три раза, Айна хорошая девочка, жаль, что вы все здесь оказались, но это не мое решение. Они передавали вам привет. Не знаю, что это значит для людей, но мне кажется, что я вам что-то передал. Оно скорее в виде энергии, вы человек и не можете этого видеть.
— Мы можем это чувствовать. Спасибо большое, мне очень, — Максим не смог договорить, из глаз хлынули слезы, а ведь он до этого не плакал, как бы ни давило сердце. Стало легче, он облегченно выдохнул, затаилась слабая надежда, согревшая озябшие пальцы, но не способная согреть все тело. — Спасибо.
— Пожалуйста, передавать приветы самое приятное в моей работе. Точнее — единственное, что в ней может быть приятного. Не буду скрывать, что ваша судьба сейчас решается. Вас допрашивали, к сожалению, это всегда делается только так. Не держите зла на инспектора, у него такая функция.
— Ну, нет, ей это нравилось, — хмуро ответил Максим, вспоминая лицо инспектора, на половину женщину, на вторую половину злобного киборга. Это лицо после каждого удачного удара, когда он терял сознание на долю секунды искажалось оргазмической маской, так похожей на лица потрепанных моделей из оранжевого ютуба. — Девочек не трогали? Пожалуйста, не трогали же, да?!
— Не трогали. Досталось только вам. И не потому, что вы мужского пола. Совсем нет, тут логика другая. Наверное, правильнее будет сказать лотерея, так раньше это называлось, и вы получили джек-пот, — невидимый червь хмыкнул. — Согласитесь, довольно смешной выигрыш.
— Ничего, переживу, — ответил Максим, шутка не обидела его, он был рад, что никого не трогали, а он выживет, заживет, как на собаке. — И долго нам ждать решения? Разве мы что-то совершили, какое преступление?
— Преступление? Что-то не припомню такого термина, надо залезть в архив, подождите немного, — червь шумно выдохнул. Максиму показалось, что где-то рядом неистово зажужжали кулеры. — Понятно, вы находитесь в архаичном понимании законов. Я все время забываю, откуда вы попадаете к нам. Как вы понимаете, вы не первые, кто посетил «наш санаторий». Эту шутку мне подсказал один из заключенных, уже и не припомню, сколько десятков лет назад это было. Кстати, он так и не дождался решения.
— И что с ним произошло?
— Умер от истощения, а потом я его съел. Пусть вас это не пугает, после смерти вы и я будем всего лишь кормом. Вы же не думаете, что на таком питании сможете продержаться больше двух месяцев? Думаю, что вы все и так понимаете. Это сделано специально, чтобы не было овербукинга.
— Овербукинга? — Максим аж присвистнул, но вышло это как-то совсем слабо, больше походило на шипение дырявой велосипедной камеры. — У вас тут очередь из таких как мы, или попадаются другие?
— Нет, для местных есть лагеря. И не все ваши сюда попадают, только те, кто пытался сбежать. Я, конечно, все понимаю, что вы попадаете в непонятное место, что вы растеряны, но по закону вы должны ждать прихода властей. Мы знаем, кто вам помогает, но не трогаем их. Они думают, что делают важную работу. Но на самом деле усугубляют ваше положение. Бывают исключения, но только в том случае, если вы изъявите желание остаться у нас и стать рабочим киборгом. Киборгов сейчас не хватает, молодежь не хочет идти работать, даже долгая жизнь их не прельщает. Что ж, поколения меняются, меняются и желания, потребности остаются те же. Но я увлекся, вы спрашивали о преступлении. Так вот, преступления вы не совершали, потому что не имеете никаких прав и никаких обязанностей. В отношении бесправных организмов действуют правила, многое зависит от решения инспектора.