— Будто ты знаешь, что ешь, — пожала плечами Йока. — Я как-то видела исторический ролик про прошлое, там показывали бойню.
— Не хочу об этом думать, — Юля взяла ведро и полезла по шаткой лестнице наверх. Ржавые ступени трещали и отвратительно скрипели, готовые превратиться в труху в любой момент. Так уже было, и Юля двигалась очень осторожно.
На крыше лежал ровный нетронутый снег, вызывавший у нее детский восторг. Она давно не видела такого чистого белого снега, ее удивляло и радовало все, даже самые простые вещи. После подземелья мир казался прекрасным и удивительным. Больше они не выбрасывали шкуру и потроха голодным псам, от этого звери приходили в дикую ярость, до хруста костей набрасывались на дверь, желая протаранить, разорвать когтями, разгрызть металл зубами. Опасности не было, но видеть и слышать все это было жутко. Лучше пусть подождут бурана, но снежная буря запаздывала, они сидели здесь уже третий день, хорошо, что запаслись дичью по дороге, три тушки лежали на крыше, как в леднике. Юля зарыла их как можно глубже, боясь сов или какой-нибудь другой птицы, но птиц пока не было, ни одной, даже не было слышно чаек, способных жить на любой помойке.
Она огляделась, псы внизу заволновались. Они не могли ее видеть, но она принесла запах, она принесла кровь. Перед ней лежала молчаливая тундра. Стало совсем темно, но почему-то не было холодно. Юля вглядывалась в горизонт, безотчетно смотря назад, откуда уже не доносился шум моря. Ее не отпускали слова Йоки, ее сомнения — что-то будет. Тундра зашевелилась, безмолвное поле умело двигаться, и она уже видела это, в первый раз приняв за жуткого монстра. Тьма сгущалась и двигалась, обретая любую форму, которую рисовала воспаленное усталостью и страхом воображение. Тундра разговаривала с ней, и если бы она, как и все там, далеко и близко, в ее мире не потеряли связь с природой, не заперлись внутри своего сознания, то смогли бы понять ее слова, смогли бы расшифровать предупреждение. Юля вдруг ощутила, что чувствует волны тревоги, проходящие насквозь, задерживаясь на долю секунды, чтобы она смогла их почувствовать. Она перестала понимать, где находится — там был ее дом, но это было где-то там, и почему-то она свой мир внутри себя называла обезличенным словом «там». Но ее не было и в этом чужом и враждебном мире.
Псы завыли, засуетились. Она услышала возню и шелест лап. Звери убегали, они бежали от нее. Юля засмеялась, не видя, не чувствуя, что горит, что от нее расходится во все стороны солнечная энергия — она слушала тундру, слушала этот мир, открывший ей будущее, ее будущее, которое она сможет изменить, если не испугается. Она видела смерть, много смертей, и она не видела себя среди них, но и не видела среди живых.
— Тихо-тихо, все хорошо, — Йока поймала ее, когда Юля ослабла и упала в снег. Ее била судорога, она хрипло кричала от боли, но не своей. — Все пройдет, пройдет. Ты услышала, мой дух оказался прав. Не бойся, ты же уже все знаешь, не надо бояться.
Йока потащила ее вниз, лестница скрипела, но держалась, ужасно раскачиваясь.
— Мне оставь, — Юля открыла один глаз, следя за Йокой, методично поглощавшей мясную кашу.
— Оставлю, я и трети не съела, — Йока сыто рыгнула, не слабее большой собаки, и улыбнулась. — Как себя чувствуешь?
— Отвратительно, — Юля села и стала массировать виски. До скрежета в зубах захотелось кофе, простого, без сахара и сливок, как варила Мэй. В глазах защипало, вата, которой набили ее голову, стала медленно растворяться в космическом хаосе, и по ушам ударил частый стук, раздававшийся отовсюду. — Это что стучит?
— Не знаю. С неба падают большие ледышки, — Йока показала подтаявшую градину размером с большой абрикос.
— А, град пошел, — зевнула Юля. — Оттепель, что ли?
— Вроде нет, — Йока закрыла глаза, подгружая метеопрогноз на две недели. — Наоборот, будет еще холоднее.
— Мы так замерзнем или от голода умрем, она поморщилась и стала пить воду.
— Умрем, — пожала плечами Йока, — но не от голода и не сейчас. Поешь, станет легче.
Юля с трудом съела одну тарелку. Ее мутило и хотелось спать, но как только она закрывала глаза, то снова видела бескрайнее выжженное поле с оплавившимися танками, больше похожими на сломанных железных великанов. От этого тянуло внутренности вниз, будто бы она летела вверх в кабине скоростного лифта, возомнившего себя ракетой, голова кружилась, стиснутая горячими оковами, а желудок и пищевод рвало так, что не было сил вздохнуть.
— Не могу больше, — Юля отставила от себя тарелку и легла на импровизированную постель из брезента, обрывков утеплителя и прочего мусора, из которого она бы ни за что не соорудила даже лежанку. Йока умела в убогости быта делать их временное пристанище немного уютнее, с мастерством бывалой хозяйки находя применение любой вещи. — Ты знаешь, почему она со мной разговаривала?