На Лубянской площади пылала от прожекторов огромная платформа. Колонки ждали первых слов победителей, безмолвно стоявших над толпой, смотревших на них благосклонно, заглядывая в душу каждого. По всему пути следования колонн, на всех мертвых артериях древнего города высились экраны, в деталях показывающие вершину пирамиды, куда не каждому суждено взобраться, но каждый сможет стать ее фундаментом, надежной опорой.
Егор стоял справа от лидера движения «Правая воля» и чувствовал, что они хозяева этих людей, хозяева этой земли, а будущем и всей планеты. Планы никто не скрывал, и позади стояли все те, кто до недавнего времени олицетворял власть в этой стране, теперь покорные, покоренные и жалкие слуги, наполненные черной энергией, бьющей фонтаном из всех, кто был на сцене, кто подбирался к ней, кто шел с факелом в руках, управляя жалкой волей големов, идущих на смерть, идущих на жизнь, не видя никакой разницы. Когда начался митинг, Егор потерял себя, стоя в стороне, смотря на свое тело, на страшно вздымающиеся в небо руки, слушая громкий, режущий внутреннюю часть черепной коробки голос, удивляясь, как это он так может. А внутри все кипело и взрывалось, амулет Авроры сдерживал его, не давая взорваться, не давая сжать шею этой твари, стоявшей слева от него. Он был готов уничтожить каждого, кто стоял на сцене, кто пришел сюда и смотрит пустым восторженным взглядом, ловя каждое слово, правильно реагируя, но не понимая ни одного слова.
Марш остановился, артерии были полны. Все смотрели на экраны, лишь немногие могли быть рядом с живыми богами, заходясь от экстаза, перемешанного с пульсирующим оргазмом. Лидер движения говорила, но ее никто не слушал, отвечая телом и гортанными выкриками на повторенные сотни тысяч раз слова. Они больше не имели значения, а над площадью, как в огромном экране, отражался другой мир, в котором шла жестокая битва. Огромные волки бились с человекообразными роботами или это были люди, слишком большие и уродливые, чтобы оставаться человеком. Плоть рвала плоть, металл рвал металл, устилая кусками тел землю, строя свою пирамиду из еще живых, трепыхающихся полутрупов, пораженных агонией битвы, готовых сражаться до последнего нервного импульса. Люди видели это на экранах, люди видели это в черно-сером небе, распадающимся на части, открывая огромное поле, уставленное танками. Над полем взорвалась огромная сфера, покрыв танки склизкой черной массой. И танки стали оживать, наполняясь новой страшной силой, обретая мощь и ярость.
«Это наша сила! Это наша мощь! Это наши жилы! Это наша кровь!» — вторили за лидером миллионы глоток. Город дрожал, асфальт покрывался трещинами от топота миллионов ног, фасады старых домов, переживших не одну войну, трескались и рассыпались, обнажая мольбу и ужас. И амулет замолчал. Егор вздрогнул от накатившей свободы, от жгучей ненависти, переходящей в кипящую плазму. Не все увидели, как правая рука, как герой-офицер, роль, которую ему прописали идеологи, перестал быть серо-черным, а вспыхнул, как миллионы свечей.
Он стиснул голову главного духа, заключенного в теле безликой женщины. Они боролись стоя, Егор был гораздо сильнее, дух шипел, плевался, призывая на помощь своих клонов, застывших в паническом ступоре. Егор закрыл глаза и вжал дикие очи пальцами вглубь черной души. Дух заревел, но они оба перестали существовать. Вместо их тел стал расти огромный солнечный смерч, перевернутый, уходя хвостом в беспокойное небо. Конец смерча пронзил небо другого мира, огненным столбом ударив в вершину пирамиды из трупов.
Смерч рос, воронка ширилась, засасывая в себя черную материю. Больше не существовало сцены, прожекторы и колонки расплавились, все белковые тела превратились в шлак, как и многие, стоявшие прямо у сцены. Люди упали на колени, изрыгая из себя черную материю, выворачивая нутро с кровью и бессмысленностью бытия, извергая чужеродное, так легко принятое ими, так легко понятое ими. Черная материя текла в воронку, исчезая в солнечном вихре навсегда. Черные реки ненависти обжигали, убивали всех, кто попадался на пути, подобно азотной кислоте растворяя белковую плоть на грязное ничто, стекавшее в ливневую канализацию, уходящее в покорную землю, готовую в очередной раз спасти этот глупый и жестокий мир. Мертвые артерии города шевелились обожженными, дикие крики людей, у которых слезала кожа, наполнили ночное небо, и не было от них спасения. Люди кричали, бились в агонии, не понимая, что за потерянной кожей, за сгоревшими мышцами тут же вырастала новая плоть, чистая и живая. И от этого становилось еще страшнее, от понимания, что с ними было, кем они стали. Черная материя выжигала душу и сердце, оставив слишком малую часть, чтобы забыть, успокоиться, но бесконечно огромную, чтобы снова стать человеком, возродиться через боль, через страдание, как возрождается природа. Смерч поднимался все выше и выше, втягивая в себя черные потоки со всех городов, дрожа от напряжения, готовый взорваться в любую секунду.