Что-то лизнуло по щеке. Фу, грубое и шершавое, воняет каким-то гнильем и машинным маслом. А еще это жужжание над ухом надоело, так спать мешает. Йока отвернулась, закрыв голову руками. Ей снился один и тот же кошмар, как Юля стреляет ей в голову. И больше ничего, снова и снова один и тот же кадр, и резкая боль в голове. Сколько она так спит, ее же не убили? Поерзав на месте, она поняла, что лежит в яме, кто же ее кинул в нее, или она сама в ней заснула. Холодно и очень хочется есть, почему она голая?
Йока села и осторожно приоткрыла глаза. Последний день, ударил в лицо, а сколько прошло времени. Она была мертва, в этом не было сомнения. Ее откопали, а на груди тлели цветы. Йока усмехнулась, как в древних мифах: живокост, животел и живодух. Значит, кто-то сбегал на западные земли в мир мертвых и принес их. Она с трудом встала, будто бы снова учась стоять и ходить. Тело обдувал ледяной ветер, но на небе светило яркое горячее солнце, наполнявшее ее жизнью. Сзади кто-то стоял и ждал, тяжело дыша от волнения. Так не может дышать человек. Она обернулась и увидела волка, над которым радостно кружил дрон.
— Привет, Илья. Привет, мой птенчик! — Йока протянула руку, и дрон аккуратно завис над ладонью, мигая фонарем от радости. — Илья, а где моя одежда? Ты же приготовил мне поесть?
Волк недовольно фыркнул, но даже морда волка не могла скрыть того, что оборотень был счастлив. Она тоже была счастлива, что жива, что рядом ее друзья, которых она любила. — Юля же вернулась домой?
Волк посмотрел в небо и покачал головой. Он не знал, как не знал, почему остался жив. Он помнил, что был убит одним из первых, забрав с собой трех киборгов на тот свет. Волк убежал и вскоре вернулся с коробкой в зубах. Йока нашла там безразмерное белье, теплые прошитые ватные штаны, куртку, нижнюю робу, валенки и много чего еще, что могло потом пригодиться. Там же был мешок Юли с походной горелкой и пакетами с концентратами.
Йока оделась, сложила все в мешок, второй она нацепила на волка. Волк прорычал, требуя, чтобы она нацепила оба мешка. С трудом, но у нее получилось. Пальцы не слушались, ей теперь все придется учить заново, так даже лучше, новая жизнь ей нравилась гораздо больше подземного мира. Волк опустился на землю, приглашая ее сесть. Йока залезла и упала в тот же момент, как он поднялся. С шестой попытки она села правильно, и волк осторожно пошел, постепенно набирая ход. Вскоре он уже бежал с огромной скоростью, дрон летел впереди, выделывая сложные фигуры, не прекращая веселой игры. Йока вжалась в волка, шкура больно колола лицо, но это было очень приятно. Им не надо было разговаривать, они общались через имплант все втроем. Волк бежал через ледяную пустыню, по обрывкам карт намечая путь к живой земле. Ей уже не хотелось есть, Йока опьянела от ветра, от полета, забывая всю прошлую жизнь, чувствуя, как ее дух радуется вместе с ней. Он не бросил ее, не бросил ее тело, оставшись ждать воскрешения или умереть вместе с ней через сотни лет. Ей не было холодно, любовь грела сердце, одежда защищала тело, и чужой дух, часть души того парня, что пришел с Юлей, искренне любил ее, а она его, оба не до конца звери, не до конца люди, оба одинокие и нашедшие друг друга, объединенные смертью, связанные новой жизнью.
63. Эпилог
Прошло три года
Парк стоял невидим и тих. В такой ранний час редко кто проходил по прореженным ураганами и болезнями аллеям, чтобы насладиться тишиной, услышать утренние разборки птиц и просто побыть немного в стороне от города. Новогодние каникулы сковали волю, до полудня район спал, выходили лишь заспанные собаководы и женщины с детьми, подростки бесцельно слонялись, бросая во все углы петарды, громко обсуждая прохождение новой игры, споря до легких тычков, кто из героев круче. И на этом все затихало, проезжал пустой автобус, пара испуганных автомобилей, и парк облегченно вздыхал.
Юля гуляла всегда в одно и то же время, выходя из дома без десяти пять. Она любила встречать рассвет, пускай он и был зимой слишком поздно. Ей не было скучно, годовалый кобель немецкой овчарки не давал замерзнуть. Она брала с собой немного еды и сухари для пса, снег есть не разрешала и вообще была очень строгой и справедливой хозяйкой. И пес платил ей веселым нравом, чрезмерной игривостью, но, едва услышав команду хозяйки, тут же заканчивал игру. Щенка она купила сама, на свои деньги, заранее предупредив родителей. Мать поворчала, но согласилась, отец был очень рад и сам любил погулять с Арнольдом, когда Юля уходила в институт или на работу.
Как же они постарели. Когда Юля с Максимом вернулись домой, они не узнали своих родителей, ставших за эти страшные месяцы стариками из самой грустной сказки. Они будто бы застыли, замерзли в ожидании, слегка отогревшись, но не помолодев, как это бывает в сказках. В жизни тревога и горе жестоки и тверды, как рука скульптора, уверенно отсекавшее все лишнее, навсегда. Юля до сих пор переживала их встречу, Максим тоже, но не говорил об этом, а она хотела поговорить, чтобы он не молчал. Максим стал еще замкнутее, молчаливее, оживая только рядом с Альфой, Юлей и Айной, умевшей заставить улыбаться даже самый грустный камень.