— Осторожно, здесь много опор, так что не разгоняйтесь, а то голову разобьете, — предупредил старик.
Максим подумал и повесил мешок на живот. Глаза медленно привыкали, ему стало казаться, что он видит очертания столбов, но столбы так не думали, и Максим часто врезался в них мешком, не больно, но нервирует. Весь путь напоминал изломанную линию, они не шли прямо, будто бы обходя ямы или провалы, Максим решил не думать об этом, провалиться куда-нибудь в этой темноте совсем не хотелось. Альфира о чем-то болтала с Айной, они быстро подружились и уже шептались, хихикая.
— Там роботы спят, не будем их будить, а то разозлятся, — пояснил старик, когда они резко взяли влево и пошли немного назад, по широкой дуге обходя массивное черное пятно впереди.
— А роботы тут с характером? — спросил Максим.
— Да, в отличие от людей. Дальше идем молча, входим в зону пограничного контроля, — старик шикнул на Айну, девочка послушно замолчала.
Через двадцать метров они вошли в странную зону, где не было столбов, не было темнеющих холмов или недовольного скрипа, а стояла тяжелая гнетущая тишина. Тело покрылось мурашками, стал бить сильный озноб, а в голову ударила кровь, стало трудно дышать от давления, заболели глаза. Максим понял, что они вошли в сильное электромагнитное поле, пронзающее их насквозь, пересчитывающее каждую клетку, каждый атом, возбуждая и угнетая невозможностью утилизировать ненужную и вредную энергию. Всем было тяжело, и после выхода из зоны, старик объявил привал. Они сели вокруг широкого столба, каждый сделал по большому глотку воды, а Альфиру ужасно тошнило, и она никак не могла успокоиться, с трудом подавляя непонятную панику, охватившую ее.
— Что это за место? — спросил Максим. — Зачем они облучают?
— Это сканер, просто он очень старый и выдает слишком сильный поток излучения. Ничего, скоро пройдет. Хорошего мало, но иначе из зоны мегаполиса не выйти. Инспектора думают, что челноки тащат на себе, как раньше, но для этого есть роботы, а у них свой тракт, туда человеку заходить нельзя, а излучение сожжет роботу мозги, — объяснил старик.
— А людям можно мозги жечь? — раздраженно спросил Максим, голова болела невыносимо, сердце заходилось в тахикардии, не желая успокаиваться.
— Людям можно, еще нарожают, — спокойно ответила девочка. — Питомники переполнены, а от старых надо избавляться.
— Айна, нельзя же так, — Альфира похлопала ее по руке. — Это жестоко.
— Айна все верно говорит. Об этом знает каждый ребенок в питомнике. Всего на всех не хватит, поэтому надо регулировать численность всеми возможными способами. Разве наверху не так? — старик достал что-то из кармана, и чиркнул зажигалкой. Запахло жженым деревом, перемешанным с подбродившими сухофруктами.
— Деда, опять ты дымишь! Фу, перестань! — возмутилась Айна, уткнувшись носом в Альфиру.
— Я быстро, надо сердце успокоить, а то что-то разошлось. Будешь? — старик толкнул Максима. — Помогает, детям нельзя, они тупеют от этого дурмана.
— Спасибо, я не курю, — ответил Максим, тут же вспомнив все попытки начать курить, когда приходилось себя заставлять, глотать едкий горький дым, бьющий сразу в голову, отдаваясь тошнотой и головной болью, быстро сменяющейся прохладным отходняком, но мерзкий вкус во рту заставлял постоянно сплевывать и кашлять. — Сам справлюсь.
— Вот и правильно, нечего травиться самому, — согласился старик. — А я привык, как на войне начал, так и бросить не могу.
— Деда, не надо опять про войну, — жалобно попросила Айна.
— Не буду, я так, объяснить хотел, — поспешил ее успокоить дед. — Ты есть хочешь?
— Неа, у меня еще много сил, — бодро ответила девочка.
— Ты предупреждай, когда тебя нести, а то не хочу опять искать тебя в приямках. Айна может уснуть на ходу.
— Кого-то она мне напоминает, — хмыкнул Максим. — Интересно, что она делает?
— Спит, — уверено сказала Альфира и, прислушавшись к оберегу, закивала. — Спит как убитая.
— Хорошо, — вздохнул Максим, острая боль от волнения за сестру пронзила сердце. Об Илье он не беспокоился, зная, что парень не пропадет.
Юля действительно спала. В камере делать особо было нечего, дверь разблокировали, но дальше одного коридора и столовой она пройти не могла, двери не видели ее, даже не просили приложить метку, ключ, карточку или чем они там пользуются. Она так и не смогла понять, не видя, чтобы кто-то доставал ключи или метку и прикладывал к валидатору, ей казалось, что темно-серая трапеция справа от двери и есть валидатор. Все проходили просто так, двери сами открывались, заедали, но после пары пинков, открывались. Можно было попробовать проскочить вместе с ними, но Юля боялась. Страх полз к ней каждый раз, когда она слишком далеко заходила за столовую или слишком долго находилась в душе.