Эту татуировку не видела. Значит она новая.
Я молчала.
– Ты знаешь, моя одна ученица, – Ленора преподавала ирландский с английским дистанционно. Этим она занималась с момента, как вышла на декрет, оставляя работу доктора, – Она из Италии. Когда мы говорили на разные темы, она рассказывала про что-то по типу криминального клана, – начинает тараторить девушка, – Я честно не запомнила, как он называется, но хорошо помню, что все, принадлежащие этому самому клану делают тату в виде ворона. Господи, – Ленора прячет лицо в ладонях, а я сижу, не пытаясь даже двинуться, – что я наговорила…
А что буду говорить я?
– Знаю…о чем ты хочешь спросить. Но не смогу ответить. Нора, – продвинулась ближе к подруге, сжимая её руку, – Я не могу тебе сказать. Ради твоей же безопасности.
– О какой безопасности идёт речь, если ты привела этого мужчину к себе домой с двумя дырками в животе? – приподнимает она светлые брови, – О чем идёт речь, если мы с Найлом сделали нелегальную операцию втайне от начальства? Назад пути нет, поэтому рассказывай, – Ленора так уверена, что не верится её смелости.
Она просто не знает о мафии ничего.
– Ты не понимаешь, – отвела взгляд в сторону, – Узнав об этом, у тебя есть два выхода: либо стать частью клана, либо унести эту тайну в могилу, пока эти тайны не унесли тебя в нее сами.
– Ну…в любом случае я в этой могиле окажусь, – усмехнулась Нора, а мне вот смешно не было, – Рассказывай. Тебе нужно высказаться, Андреа.
И я сдалась. Маттис был единственным, кто знал всю правду, но сейчас она душила меня вновь. Появление Даниэля открыла бездну, способную вновь затянуть меня в свои омуты.
– «Corvi» – именно так называется клан, о котором ты говоришь, – приступаю к рассказу, сделав глубокий вдох, – Раньше им принадлежала половина Италии. Оставшаяся половина ужасному человеку…, – вздыхаю, опуская плечи и чувствуя тяжесть в груди. Я так давно не говорила о Марко. Порой, ночами мне все ещё снились эпизоды жизни в нашем особняке, но я никогда не вспоминала его. Даже о своем настоящем отце думать не хотелось. – Марко де Лазару – моему отцу.
Сидящая и внимательно слушающая до этого Ленора, расширила глаза.
– Он был жестоким и ужасным человеком. Между семьями шла вражда за землю. Долгая и кровавая. В одну из ночей, когда я ушла из дома, меня попытались украсть…
Я рассказала Леноре все. Не дыша и пропуская жестокие моменты. Ей не нужно было знать об этом. Под конец, глаза подруги наполнились слезами. Она сидела, глядя на меня. Но не с сожалением, а с некой гордостью?
– Андреа…, – прошептала Нора, крепко обнимая, – Боже, ты такая сильная. Ты…ты просто героиня.
Обнимаю её в ответ, прикрывая глаза и медленно дыша. Этот разговор снова дал понять, что говорить о больном нужно. Мысли сводят с ума. Не говоря про них, ты даешь им волю съесть тебя изнутри.
Переварив всю ситуацию, Ленора отправляется приготовить ромашкового чая, что получается у нее изумительно, и который именно сейчас нам бы не помешал. Когда она скрывается за дверью кухни, медленно подхожу к гостевой комнате, в которой Найл обматывал живот Даниэля. Замерла на пороге, глядя на исхудавшее и раненое тело. Взгляд скользнул к оставшейся оголенной части туловища Даниэля. Внимания привлекла новая наколка. Прямо над сердцем татуировка ласточки в полете. Посмотреть внимательно не удалось, Найл поймал меня с поличным.
– Как его состояние? – заговорила первой.
– Стабильно, – подправляет он систему, – Пациент достаточно крепок. Его тело борется, поэтому потребуется время. Он не проснётся ближайшую неделю, но я буду приходить каждый день.
– Спасибо тебе, – тихо шепчу, растянув короткую улыбку, – Ты и вправду помог, и прости…что втянула вас с Ленорой в эту авантюру.
– За пять лет вы с Тиной стали очень близки нам, Андреа, – Найл подошёл ближе, смотря теплыми карими глазами, – Мы не могли иначе. И это ты прости, что кричал в машине. Я был напуган, – Найл улыбнулся, и на душе стало спокойнее. Он прошел мимо, когда Ленора начала звать к чаю.
Посмотрела на Даниэля в последний раз, прежде чем выйти и захлопнуть дверь.
Почему именно ласточка?
***
ИТАЛИЯ. СИЦИЛИЯ.
В особняке семьи Конселло стояла траурная тишина.
Тихо тикали часы, и там, где-то вдали был слышан плачь. Удушающий, горький и разбивающий.