Виновато улыбнувшись, Парра ответствовал:
– Только не обижайся на меня… Давай лучше сделаем так – я сам к тебе зайду, и ты скажешь мне обо всём… Может быть, я и помогу тебе в чём-нибудь…
Впрочем, последних слов своего приятеля Мигель Габриэль де ла Фронтера не слышал – он, открыв дверь, шагнул в зал траттории…
Анхель Парра потом неоднократно возвращался к этому короткому разговору со своим приятелем, думая о том, сколь неисповедимы бывают пути Господни!
Он всё время корил себя за то, что не вернулся с Мигелем Габриэлем в «Золотой Баран» и не выслушал всё, что тот скажет…
Тем более, как показали дальнейшие события, де ла Фронтере было что сказать!
А ведь прояви Анхель тогда хоть немножко внимания к словам своего приятеля, дальнейшие события в Фуэнтэ Овехуано разворачивались бы совершенно иначе…
Узнав от Антонио о похищении маленькой Пресьосы, Ракель едва не лишилась рассудка…
Нет, она не билась в истерике, не кричала, не голосила… Она просто, молча, лежала на кровати, уставившись в одну, только ей известную пространственную точку…
Ей казалось, что всё это – какой-то дурной сон, что всё это – не более, чем наваждение… Что пройдёт какое-то время, и она увидит Пресьосу здоровой и счастливой, возьмёт её на руки, и они вместе с Антонио отправятся куда-нибудь за город…
Антонио пытался было успокоить свою жену, но та, словно находясь в анабиозе, деревянным голосом отвечала «да» и «нет» – больше от неё ничего нельзя было добиться…
И Антонио оставил Ракель в покое – ему и самому было несладко…
Ни Марта, ни тем более Ортего Игнасио не трогали её, прекрасно понимая состояние матери.
А Мария Торрес, хотя её никто и ни в чём не обвинял, чувствовала себя страшно виноватой перед Антонио и Ракель – она целый день провела на кухне, стараясь никому не показываться на глаза, и лишь украдкой вытирала фартухом красные от слёз глаза…
Ракель очень долго не могла заснуть…
«Пресьоса… – думала она. – Пресьоса… Что же теперь с тобой?…»
Да, действительно – что теперь с ней?…
Как с ней обращаются?…
Накормлена ли она?…
Как эта бедная девочка себя чувствует?…
У кого поднялась рука похитить её?…
Да и жива ли она теперь?…
Ракель уже не плакала – у неё не было слёз… Она только ворочалась с боку на бок…
Иногда она поднималась и шла в детскую, садилась на кроватку и механически перебирала любимые игрушки своей девочки…
Ракель заснула лишь под утро и проспала где-то часов пять или чуть более того, но на исходе сна пробудилась от ужасного кошмара…
Она крепко сжала зубами угол простыни и закрыла ладонями уши, стараясь понять, проснулась ли на самом деле…
Жуткое видение исчезло, расплылось, перед глазами поплыли огромные фиолетовые круги…
Тишина – и больше никаких криков бедной маленькой Пресьосы…
Когда сон окончательно прошёл, сердце немного успокоилось, но ноги под одеялом всё ещё продолжали дрожать. Ракель казалось – ещё чуть-чуть, ещё одно мгновение, и она просто умрёт от невыносимого страха.
– О, Пресвятая Дева, – прошептала она, кутаясь в одеяло.
Доведённой до отчаяния матери снилось, что какие-то люди, одетые в чёрную униформу, бьют её маленькую девочку железными прутьями, что они топчут её ногами, стараясь раздавить, а другие люди в чёрном, крепко держат Ракель за руки, приговаривая: «Смотри, смотри… Сейчас мы её совсем убьём!…»
На теле девочки явственно проступают капли алой крови… Пресьоса кричит – этот крик режет Ракель слух, она пытается вырваться из рук палачей, но те, только похохатывая, держат её, а другие продолжают садистски избивать бедную девочку… Неожиданно на Ракель наплывает, точно крупный план на телеэкране, какое-то знакомое смуглое лицо… Боже, Ракель узнаёт этого человека – это же Луис Трехо!… Рядом с ним – гадко ухмыляющийся Максимилиан. Он, держа в руке плётку, мерзко похохатывает…
– О, Пресвятая Дева!… – вновь прошептала Ракель. – О, за что ты посылаешь мне такие невыносимые мучения, такие страдания?!…
Внезапно тёплая рука легла ей на плечо.
– Тихо, моя родная, тихо… Успокойся… Я ведь знаю, всё будет хорошо, всё обойдётся…
Страдальчески подняв глаза, Ракель увидела рядом с собой Антонио…
У неё не было слов, чтобы ответить ему, – девушка, взяв в свои ладони его руку, только едва-едва ответила ему таким же прикосновением…
Сказать, что Мигель Габриэль де ла Фронтера был очень импульсивным человеком – значит, по сути, не сказать ничего…