Антонио устало опустился на стул.
– Доброе утро…
Анхель ободряюще улыбнулся.
– Рад вас видеть… Я всегда рад вас видеть, сеньор, честное слово…
Антонио лишь поморщился, ему было не до привычных любезностей… Однако всё-таки посчитал неучтивым не ответить на любезность хозяина…
– Я тоже рад вас видеть…
Вынув из кармана пиджака пачку сигарет, сеньор Ломбардо спросил:
– Я могу закурить?…
Анхель в ответ подвинул к нему поближе большую хрустальную пепельницу.
– О да, конечно… О чём разговор, чувствуйте себя, как дома…
Ломбардо, нервно прикурив, испытующе посмотрел на полицейского комиссара…
Он мог ничего и не говорить, он мог просто сидеть, молчать и смотреть в какую-то одному ему известную пространственную точку перед собой. В этом печальном взгляде Анхель и без слов прочитывал один-единственный вопрос…
Улыбнувшись, Парра произнёс:
– Вы знаете, дон Антонио, я не хотел вас обнадёживать раньше… Ну, когда встречал вас на улице, и вы спрашивали, как продвигается дело…
Антонио, глубоко затянувшись, коротким жестом сбил пепел с сигареты и внимательно посмотрел на сеньора Анхеля Парру.
– Ну, и…
Анхель вновь улыбнулся.
– Ну, а теперь я уже располагаю кое-какой информацией…
Антонио насторожился.
– О чём?…
Анхель, стараясь казаться профессионально спокойным, произнёс:
– О предполагаемом преступнике, сеньор… А то о ком же ещё?…
В ответ Антонио порывисто подался всем своим корпусом вперёд…
– То есть…
– Да, да, сеньор…
– Вы хотите сказать, что знаете имя человека, который похитил нашу маленькую девочку?…
Сделав какой-то неопределённый жест, полицейский комиссар ответил:
– Ну, не так всё тут просто, как может показаться на первый взгляд…
Антонио прищурился.
– То есть…
Тяжело вздохнув, полицейский комиссар начал следующим образом:
– Наверняка вы и сами догадываетесь, что убийство дона Хуана Франциска Сантильяны и похищение вашей маленькой – одних и тех же рук дело…
Ломбардо коротко кивнул.
– Предполагаю…
Анхель продолжал:
– И вот теперь все нити этого убийства, можно так сказать, у меня в руках…
Ломбардо посмотрел на своего собеседника с некоторым недоверием.
– Вот как?…
Едва заметно улыбнувшись, полицейский комиссар согласно кивнул.
– Да, наверняка…
– То есть…
Анхель, поняв, что Антонио несколько успокоился, позволил себе едва заметно улыбнуться…
– То есть, этим самым я хочу сказать, что, арестовав преступника за одно преступление, я смогу выяснить, каким же образом и для каких целей он совершил другое… Тогда, думаю, он быстро вернёт маленькую Пресьосу…
Антонио Ломбардо слушал полицейского с неослабевающим вниманием.
– А если нет?…
– Что – нет?… – не понял Парра.
Антонио, стряхнув пепел, пояснил:
– А если… Если преступник…
Ломбардо и сам боялся произнести вслух что, а «если»… Ему иногда начинало казаться, что его маленькая девочка уже мертва, и что он больше никогда не увидит её… В такие минуты отчаяния Антонио был готов биться головой о стенку…
Однако Парра был настолько далёк от подобных мрачных мыслей, что так и не понял хода размышления своего собеседника…
Он только спросил:
– Если что?…
Ломбардо несмело сказал:
– Если… если преступник откажется отдать мою девочку, – произнёс Антонио, не решаясь вслух высказывать свои опасения. – Если… если он не захочет сделать это по каким-нибудь причинам…
Парра успокоительно махнул рукой.
– Ну, – произнёс он, – если он не захочет этого сделать… Тогда мы найдём способы заставить его… Не забывайте, сеньор Ломбардо, что похищение детей – очень тяжёлое преступление… Особенно у нас, в Мексике, где детей просто боготворят.
Очень часто люди, оказавшиеся в тяжёлой, как иногда им самим кажется безнадёжной ситуации, готовы хвататься за какую-нибудь более чем призрачную надежду, как утопающий за соломинку; однако ещё чаще люди, поняв, что положение их просто катастрофично, безвыходно, падают духом, и надежда, ещё недавно казавшаяся такой близкой, окончательно покидает их…
Так случилось и с доном Антонио: надежда сменялась отчаянием, а отчаяние – надеждой; наконец, он решил, что теперь следует готовиться к самому худшему варианту, к тому, что он уже никогда в жизни не увидит свою маленькую дочь, не услышит её весёлого смеха…
Да, теперь Ломбардо за это время был готов ко всему, даже к самому худшему.