Как и все многие любящие отцы, дон Педро хотел, чтобы его единственный сын, его гордость составил достойную пару с какой-нибудь девушкой примерно такого же круга горожан, за которую бы давали пристойное, заслуживающее внимание наследство… Причём, с какой именно – не суть важно. Тем более, что такая кандидатура у него на примете уже была…
Конечно же, перезрелая сорокалетняя дочь дона Мержи, одного из самых богатых людей не только Гвадалахары, но и всего этого мексиканского штата, не была столь же привлекательна, как Марта. В Акапулько Софья Мержи была всеобщим предметом насмешек, её имя уже давно стало в городе нарицательным. Если кто-то хотел сказать, что некая девушка или женщина не просто несимпатична, а необычайно уродлива, то такую несчастную, как правило, сравнивали с доной Софьей, говоря: «Да это же вылетая сеньора Мержи!…»
В свои сорок лет Софья Мержи выглядела на все пятьдесят, если не больше.
Она была очень ленива, неряшлива, неаккуратна, очень много курила, (предпочитая крепкий дешёвый табак популярных местных сортов), и любила выпить виски и ямайского рому в заведении дона Куко «Христофор Колумб». Она бы наверняка завела себе любовника, если бы хоть кто-нибудь прельстился на неё. Однажды тот же сеньор Куко как-то раз под всеобщий смех своих посетителей сказал, что согласился бы скорее дать отрубить себе кое-что, чем провести ночь с этой страшной сеньоритой…
Да, Софья действительно была страшна и ужасна, как чудовище из преисподней. Она скорее была похожа на мужчину, а не на женщину. Голос у неё был резкий и с хрипотцой, она не прочь была при случае грубо выругаться. К тому же у неё росли борода, усы и бакенбарды – как только она не пыталась от них избавиться. В довершение к этому, у доны Софьи не было ни вкуса, ни ума, ни обаяния…
У всех без исключения горожан Акапулько – и мужчин, и женщин – она вызывала резкую антипатию, но её всё-таки побаивались, помня, что папа, сеньор Хуан Мержи – один из самых богатых и влиятельных людей Акапулько…
Впрочем, старому сеньору Педро было глубоко наплевать на мнение окружающих. В свои шестьдесят лет он был глубоко убеждён, что самое главное – деньги, много денег, а на всё остальное можно закрыть глаза. Даже на уродливость сеньориты Маржи.
И вполне понятно, что и у единственного сына он хотел воспитать приблизительно те же качества, тем более, как считал он, у Ортего Игнасио не хватало ни здравого смысла, ни расчётливости…
В таком отношении к глобальным жизненным ценностям он чем-то походил на Луиса Трехо – ведь не зря дон Педро всегда испытывал невольное уважение к этому, как он сам иногда выражался, «проходимцу»…
Да, дон Педро любил деньги, и считал, что для их накопления все средства хороши, в том числе и женитьба на богатой, пусть даже и уродливой женщине…
Тем более, что приданое за сеньоритой Мержи давали просто огромное – большую бензоколонку на самой доходной северной трассе, ведущей в сторону границы с Соединёнными Штатами, несколько чрезвычайно выгодных земельных участков в перспективных районах новостроек, большой старый дом в самом центре Акапулько, загородное ранчо, какие-то акции и ещё много-много денег.
Родителей этой перезрелой «девушки» можно было понять – люди очень расчётливые и беспринципные, они уже отчаялись выдать дочь замуж и поэтому были готовы заплатить любые деньги любому, кто был бы согласен взять её в жёны…
Однако Ортего Игнасио на все попытки дона Педро хоть как-то образумить его, «бестолкового и нерасчётливого сына», только брезгливо морщился, говоря:
– Папа, прости, но я не специалист по экзотике… Оставь таких ископаемых уродов для палеонтологов!… Я не любитель подобных древностей.
Дон Педро в таких случаях возражал:
– Я не заставляю тебя проводить с ней всё время!… В конце-то концов, ты всегда сможешь завести себе молодую красивую любовницу…
Ортего Игнасио вновь брезгливо морщился.
– А я не хочу заводить себе любовниц, папа… Женщины – это не какие-то насекомые, клопы или тараканы, которых, как ты говоришь, можно завести… Я хочу нормально, без сложностей жениться на любимой девушке… На Марте Саманьего…
Дону Педро совсем не нравилось, что его сын не понимает всей выгодности подобного брака. Старик пытался было возражать – аргументы были, по его собственному мнению, более чем убедительны:
– Ортего Игнасио, неужели ты не знаешь, какое приданое дают за этой женщиной?… Ведь это же целое состояние… Это же безумные деньги… Вдумайся, Ортего Игнасио, сколько тебе надо работать, чтобы стать владельцем всего этого. А тут и работать не надо. Один росчерк пера – и ты баснословный богач!… А что тебе эта Марта?… Она ведь нищая…