Я молчу. Комплименты, звучащие из столь поганого рта, не сильно ласкают слух.
К чему же ты ведешь? Что у тебя на уме?
Пилат всю свою жизнь плетет бесконечные интриги, манипулируя людьми. Таких, как он, читать невероятно трудно. Поэтому сейчас у меня нет конкретного решения задачи под названием «Пилат».
Но сенатор сам дает мне это решение:
«Понимаешь, столь ответственная и высокооплачиваемая работа влечет за собой некоторые обязательства. Произошедшее сегодня ночью может сильно ударить по моему авторитету и репутации. Поэтому ты, как и все, те немногие, кто оказался в курсе событий, должен держать язык за зубами…»
Само собой. Все очень просто. Но данная просьба должна быть чем-то подкреплена. Интересно, чем…
«Вам известны мои принципы, сенатор. Я думаю, вам также прекрасно известна и вся моя подноготная. Поэтому вы должны знать, что я не раскрыл никакой информации ни об одном из своих клиентов. Я никогда не нарушал условий контракта. И нарушать не собираюсь. Мне, как и вам, сенатор, очень дорога репутация. Ведь клиенты платят именно за нее».
Кажется, мои доводы звучат логично. Хотя Пилат никак не меняется в лице. А его телохранитель, судя по едва различимому характерному звуку, положил свой указательный палец на спусковой крючок автомата. Что ж, это довольно ожидаемо.
Пилат щурит глаза.
«Да, мне известно многое о тебе. Хотя и далеко не все. Мне известна твоя безукоризненная репутация. Но, тем не менее, я должен быть уверен, Праведник. Мне нужны гарантии», — говорит Пилат.
Какие еще гарантии понадобились этому продажному политикану?
«Я не в силах предоставить каких-либо гарантий, кроме своего слова».
«Это печально, мой друг», — тяжело вздыхает Пилат. — «Я чувствую в тебе… что-то… какое-то беспокойство… Я чувствую, как события сегодняшнего дня затронули тебя. Я умею улавливать такие вещи. Иначе я бы не добился своего положения в правительстве города.
Я вижу людей насквозь. Совсем, как ты. Только лучше.
И то, что я вижу сейчас в тебе, меня сильно тревожит. Я переживаю за тебя, Праведник. Такова доля народного избранника — принимать на себя горечи и невзгоды своих граждан. Поэтому я просто обязан помочь тебе избавиться от того, что грызет тебя изнутри.
Эти двое не стоят твоих терзаний. Они не стоят того, чтобы ты думал о них. Они достойны лишь того, что получили сегодня — смерти».
Пилат и в самом деле знает, что я чувствую. Мне до него далеко. Он знает, о чем я думаю. Знает все возможные варианты развития событий. Я знаю только один.
Это, как шахматы. Только с человеческими жертвами. Король стоит на дальнем краю доски и лишь уворачивается от покушений на свою персону. Мы же, безликие фигуры (белого и черного цвета), выполняем всю грязную работу, идя на поводу у игрока, безжалостно сокрушая друг друга, но не считая друг друга врагами.
Раненный король, король, которому объявили «шах», сидит передо мной. Или Пилат — игрок? Скорее всего игрок. Гроссмейстер. Один ход — и он потерпит поражение. Пилат на волоске.
Один ход — и его король объявит о капитуляции.
Я наблюдаю эту партию со стороны. Но в то же время узнаю в центре клетчатой доски фигуру очень сильно похожую на меня. Мы все на этой шахматной доске. Хотим того или нет. Мы зовем эту шахматную доску городом Ангелов. И верим в то, что это наш дом.
«Спасибо, сенатор, но я откажусь от вашей помощи». — Я не отрицаю того, что сказал Пилат, обмануть его все равно не удастся. — «Слишком уж легко вы размениваете человеческие жизни».
«Интересно слышать такой упрек от наемного убийцы», — говорит Пилат. — «О каких таких человеческих жизнях ты говоришь? Не о тех ли, что отнимаешь сам, не моргнув глазом?»
«Не я убиваю человека, а мой заказчик», — отвечаю я. — «Я — всего лишь оружие. Я поражу цель, но только если меня наведут на неё и велят стрелять.
Ни одного человека из тех, кого убил по заказу, я не знал лично. Я не знал о них ничего, кроме того, что было в файле. Я никогда не чувствовал ни ненависти, ни любви к своим объектам. Так же как не испытывал никаких чувств к своим заказчикам.
Я просто борюсь за жизнь, как и все, сенатор. Так, как умею.
Вы боретесь за власть. Власть ради власти. Для таких, как вы, это наркотик. Зависимость, толкающая на любые поступки. Лишь бы продлить эйфорию. Золушке был необходим героин. Вам, сенатор, необходима власть. Чувство превосходства. Над всеми нами. Ежедневная инъекция вседозволенности. То, чего не дала вам хрупкая напуганная девочка. Она не позволила вам, сенатор… не позволила вам быть самим собой.