Какой-то страшный сон…
Не сон — явь. Я бы очень хотела, чтобы все оказалось ночным кошмаром… Я щипала себя тысячи раз, но проснуться так и не смогла.
Все это время я оставалась собой и продолжала верить. Я хотела верить. Иначе жить становилось бессмысленно. Лишь вера…
Я без конца возлагала пластмассовые венки на все новые и новые могилы. Видела всю жестокость мира, сфокусированную на мне и таких же, как я. Впитывала эту жестокость, растворяя и перерабатывая внутри себя. Заражаясь ей. Становясь её очередной безымянной жертвой.
И вот здесь, в Доме Мамы, я, кажется, почувствовала нечто похожее на спокойствие. Я чувствовала, что нахожусь под защитой. У меня вновь появилась надежда… на что-то… на что-то хорошее. Мама сказала, здесь я в безопасности. И я верила ей. И я любила её. Все сильнее.
За дверью постоянно слышались шаги. Мужской тяжелый топот. И цоканье женских каблуков. Пришедшие клиенты. И девушки, отдающие им себя. Все они смеялись. Мужчины — хрипло и грубо. Девушки — звонко и довольно правдоподобно.
Один раз я услышала за дверью голос Мамы и голос какого-то мужчины. Они прошли как раз мимо той комнаты, в которой поселили меня.
Я лежала в постели. Прислушиваясь к каждому звуку и пытаясь почувствовать себя частью семьи.
По-моему, я даже задремала.
Меня разбудил звук ключа, вращающегося в замочной скважине.
Я протерла глаза и увидела Маму, стоящую в дверном проеме. Самое прекрасное пробуждение в моей жизни.
Мама включила свет. И я смогла разглядеть её лицо. Полное раскаяния. Лицо матери, не желающей отдавать свое дитя. Слезы не катились по её щекам, но я поняла, что в душе она плачет.
Мама, не отрываясь, смотрела на меня. Она шептала:
«Прости…»
Её отстранила сильная мужская рука. Не грубо, но настойчиво. И я увидела того, кто стоял позади. Я узнала его. И ужас наполнил меня. Я видела его однажды.
Многие в городе слышали о человеке по прозвищу Праведник. Он был наемником и убивал людей за деньги. Говорят, от него невозможно было спрятаться. Говорят, Праведник исполнил все заказы, которые получил.
«Прости…» — шептала Мама.
Пилат нанял Праведника найти меня. И он нашел. Все было так просто и логично. Я смотрела на Праведника и видела в нем свою смерть. В его карих глазах проплывали мои последние мгновения.
Его лицо было сосредоточенным и спокойным.
Он сделал шаг в комнату, втаскивая за собой рыжеволосую девушку. Она была вся в слезах, косметика размазана по лицу, волосы растрёпаны. Во рту девушки Праведник держал ствол большого черного пистолета.
Мама отдала меня ему, защищая эту рыжеволосую девушку. Ведь это была её воспитанница. Её семья. Я была для них никем.
Мама шептала:
«Прости…»
Я уже ничего не слышала.
Мама обязана была защитить эту девушку. Она обязана была отдать меня. Двух мнений быть не могло.
«Здравствуй, Вика». — В голосе Праведника не было ничего. Ни торжества, ни печали. Полное спокойствие. Это было так просто для него. — «Поднимайся. Нам нужно ехать».
Я словно уже умерла. Этот человек был способен убивать одним только словом.
Я встала с постели. Я не чувствовала ног, не чувствовала, как ступаю по ковру, расстеленному на полу комнаты. Мое лицо было влажным от слез. Но этого я тоже не чувствовала.
«Прости…» — шептала Мама. Она вновь провела рукой по моим волосам, а затем прикоснулась к ладони.
«Надень что-нибудь», — произнес Праведник. — «На улице холодно».
Он отпустил рыжеволосую девушку. Та упала на колени и, рыдая, забилась в угол. Праведник нажал на своем пистолете какую-то маленькую кнопку и убрал в кобуру на поясе. Затем застегнул плащ и посмотрел на Маму.
«Мы уходим, Фемина…»
Он назвал её именем, которое я слышала впервые. Именем, которое было известно только ему одному. И только он один во всем мире имел право звать её по имени. Несмотря на то, что совершил. Не смотря на все свои ошибки.
Она любила его. А он любил её.
И как бы судьба не испытывала на прочность их чувства, они оставались крепки.
«Надеюсь, я никогда тебя больше не увижу», — прорычала Мама.
Праведник остался невозмутим:
«Я прошу прощения за свое поведение. Но ты сама усложнила ситуацию, я хотел решить все тихо и мирно, без резких движений и дерзких слов». — Он обратился к дрожащей рыжеволосой девушке. — «Прости, Катя. Мне пришлось это сделать». — В его голосе была искренность. Наверное, другого выхода, действительно, не было.
После этого Праведник обратился ко мне:
«Ты готова?»
«Да».
Конечно, нет! Как можно быть к этому готовой? Как можно вести себя настолько спокойно, собираясь убить человека?