Я знаю его. А он знает меня. У нас симбиоз. Город Ангелов много дает. Но и забирает не меньше.
Дороги избавились от немыслимых изгибов и проложили свои прямые рукава до самого горизонта. Через полчаса я буду на месте. Это на полчаса раньше оговоренного времени, но не в моих правилах опаздывать. Лучше приехать первым и осмотреться.
Обстановка вокруг все более удручающая. Оно здесь, пепелище истерзанных судеб.
Каждая загаженная улица Старого города хранит свой миллион мерзких историй. Историй человеческого безразличия и жестокости.
Здесь умирают от голода и передозировки наркотиками. Здесь господствует сила и пресмыкается слабость.
Кто-то назовет все происходящее полной и безоговорочной свободой. И я не стану с ним спорить. Я просто промолчу. И проеду мимо.
Я не вспомню о том, что когда-то жил здесь. О том, что родился в Старом городе. Я не вспомню ни минуты, проведенной в этом гадюшнике. Я забыл. У меня обширная амнезия. Это была не моя жизнь.
Я забыл, кем была моя мать. Жалкой наркоманкой. Бездомной. Она ошивалась по притонам, среди опустившихся людей. Таких же, какой была и сама.
Моя мать, если её можно назвать столь громким словом, от случая к случаю приторговывала собой или по мелочи воровала в супермаркетах. Так она добывала средства к существованию. А точнее, средства на очередную дозу.
Не знаю, какой из грязных маргиналов, снимавших её, стал в итоге моим биологическим отцом. Она и сама не смогла бы дать ответ. Морфий густой пеленой тумана осел в её скудных мозгах, и она уже была не в состоянии вспомнить, кому и когда отдавалась.
Наверное, оно и к лучшему.
Благодаря этому, я, как любой ребенок, растущий без отца, мог по ночам представлять его героем, спасающим беззащитных людей где-то на другом конце мира. Или богачом, который однажды приедет за мной и увезет в свой большой чистый дом в самом центре города Ангелов.
Я мог представлять своего отца, кем угодно, но не делал этого.
Конечно, он так и не объявился. Скорее всего мой биологический отец был точно таким же безнадежным наркоманом и отбросом общества, как все безнадежные наркоманы и отбросы общества, вившиеся вокруг моей матери.
Она даже не подозревала о том, что залетела, пока не появился огромный живот. Из-за наркотиков все процессы в её организме давно были нарушены, поэтому задержки и тошнота не вызывали у нее никаких подозрений. Притупленные животные инстинкты не сработали, а материнские так никогда и не проснулись.
Из очередного притона мою мать вышвырнули, как только узнали о беременности. Младенец — истинный кайфолом, со своим постоянным плачем и мокрыми подгузниками. Не только для торчков, обитавших в притоне, для неё самой в том числе.
Из-за проклятого живота (из-за меня) все узнали о том, что она залетела. Она лишилась крыши над головой. Она стала еще более неповоротливой и неуклюжей. Теперь никто не хотел платить за то, чтобы спать с ней. А где еще моей матери было взять деньги? Деньги на долгожданную дозу. Ломка подбиралась неумолимо.
Чертов младенец! Чертова беременность!
Так думала моя мать, мечась от одного уличного пушера к другому, и выпрашивая героин. То, что в Старом городе называют героином.
В какой-то момент невыносимая боль овладела её телом и разумом. Боль проникала в каждую клетку умирающего организма. И высасывала, высасывала, высасывала из этих клеток… что-то… Что-то, без чего человеку не жить.
Тогда, охваченная немыслимой агонией, моя мать не заметила начала схваток. Ребенок стал побочным эффектом её своеобразного представления о жизни.
Я появился на свет… Нет, не так, света там не было. Ни капли. Я родился. Просто вылез из нутра своей биологической матери посреди какой-то подворотни.
Она не выпускала меня. Наверное, это было последней (и единственной) неосознанной попыткой защитить ребенка. Не пустить меня в город Ангелов. Не дать познать его.
И все же вряд ли. Моя мать просто не могла контролировать своё тело. Её кости снова и снова перемалывали стальные жернова неизбежности. Её скручивало в узел и в мгновение распрямляло, как струну. Она остро чувствовала весь окружающий её мир. Почти, как под дозой, только избавившись от иллюзий и соприкасаясь с реальностью своими идеально голыми нервами.
Обливаясь потом и слезами, моя мать все же смогла исторгнуть слабого недоношенного младенца в объятия бескомпромиссной жизни.
А потом она умерла. И мои громкие крики не смогли разбудить её.
Я все это забыл. Забыл каждую секунду. Забыл страх и ужас того времени. Несмотря на то, что они засели в подкорке головного мозга. И в самом сердце.
Несмотря на свою отличную память, я никогда не вспомню постыдного прошлого.