«Не бойся, тебе не будет больно».
Наверное, Праведник сделает это неожиданно. Вот мы мчимся куда-то в ночной мгле. А вот он уже выхватил пистолет, приставил к моей голове и выстрелил. Даже не посмотрев в мою сторону. С тем же непроницаемым лицом. Не отводя (как сейчас) взгляда от дороги.
Нет, я не могла не боятся.
Я не могла не плакать. Хотя и старалась изо всех сил. Пыталась незаметно стирать слезы с лица. Не знаю, почему я прятала их от Праведника. Свои слезы. Пыталась казаться сильной… Чушь. Моя слабость на виду. Что же тогда? Не знаю. Просто он не должен был видеть моих слез.
Я так и сидела, повернувшись к нему спиной и усиленно таращась в беспросветную тьму за окном. Как в бездну неизбежности, ожидающую меня.
Изредка я различала в темноте силуэты зданий. Только силуэты. Как призраки. Мира живых. Они остались, а я исчезла. На самом деле, это я была призраком.
Мир отторгал меня, как бесполезный придаток. И я подчинялась ему. Я подчинялась всю свою жизнь. Такова доля проститутки.
А мне всего лишь хотелось быть настоящей.
Праведник молча вел автомобиль.
Мы погружались в недра Старого города. Я не бывала в этих кварталах с самого детства. Сюда не заказывали проституток из «агентств». У местных жителей не было на это денег.
Мы ехали дальше. Домов вокруг становилось все меньше. И выглядели они все плачевнее. Тут и там по улицам бродила разная нечисть. Звуки, долетавшие до моих ушей, холодили кровь. Крики, выстрелы, плачь, смех (не веселый и жизнерадостный, нет — хохот умалишенного, злобный и устрашающий), звон бьющегося стекла, встревоженный стук сотен и тысяч сердец, раскатами эхо разносящийся по городу.
«Не смотри туда», — вдруг произнес Праведник. Я обернулась. — «Ничего хорошего там точно не увидишь. И не услышишь».
Он нажал на кнопку стереосистемы, и злобный голос улиц растворился в музыке.
Летят мигалки.
Им никого и никогда не жалко.
У них лишь метод пряника и палки!
Хотя скорей кнута…
И кони в мыле.
Земля впитает кровь, а на могиле
Пластмассовых венков во изобилье.
Какой-то страшный сон.
Зараза-жадность.
Хватает, мародерствует команда,
Срывая с мертвых крестики нещадно…
И есть, кому продать.
Чего же ради
Учебники закрыли и тетради?
На войнах зарабатывают бляди!
И это без конца!
Перезагрузка.
И плачут матери у лампы тусклой…
Мой страшный сон, мой леденящий душу ночной кошмар стремительно близился к логичному финалу. Все это было в моей жизни. Все. Боль, страх, предательство, слабость, неспособность противостоять беспощадному миру. Все это было в моей жизни, в моем кошмарном сне.
Очень скоро все закончится. Земля заберет меня. Она заберет меня со всеми моими недостатками.
Страшный сон, наконец, оборвётся. Но я не проснусь.
Я обрету свободу. Иную свободу. Отрекусь от царящего вокруг безумия. Отрекусь от города Ангелов.
Почему же меня так пугает грядущий конец? Почему я так отчаянно цепляюсь за остатки того, что я могла бы назвать своей жизнью. Руинами бытия.
«Почему уходить так тяжело?» — произнесла я вслух.
Праведник слышал мой вопрос. Но не ответил на него. Промолчал. Мне показалось, он знает ответ. Мне показалось, он знает ответы на все мои вопросы. На все… Наверное, он просто не хотел говорить со мной. Он еще внимательнее уставился на дорогу, освещенную фарами его автомобиля.
О чем он думал?
Может быть, обо мне. А, может быть, о своей следующей жертве. Или обо всех нас. О всех, кого он, Праведник, погубил. О всех, чьи прерванные жизни принесли ему большие деньги. Забрав взамен душевный покой.
У нас с ним было много общего. В его лице я читала страдания. Тревогу. В его лице я видела себя. Немного другую. Но это была я. Такой я могла быть, если бы однажды убила в себе жалость и сочувствие. Как однажды это сделал Праведник. Не по своей воле.
Я не знала, что творится в душах безжалостных людей. И есть ли у них души. Такие люди руководствуются только холодным расчетом. Их не тревожат чужие судьбы. Их не волнуют те, кто оказался слабее. Те, кто ищут защиты, а не унижения.
Мысли вихрем кружились в голове. Я смотрела куда-то вдаль. В ночь. В кромешную тьму. В никуда.
Я что, ослепла?
Скорее всего, да. Скорее всего, такой я и родилась. Тьма, которая мягким саваном обволакивала, укутывала и убаюкивала, наконец, смогла меня поглотить.
Я оказалась наедине с собой. В последний раз. И я не знала, что сказать. Самой себе. Какими они должны быть, мои последние слова? Что я должна делать? Что сейчас было правильно, а что — нет… И я ли это вообще была? Все смешалось. Все рухнуло, оглушив меня и лишив последних сил.