Сейчас, в ночной тьме, город сиял. Сиял своим лживым великолепием. Переливался нарушенными обещаниями. Над городом пылал ореол неоновых огней. Аура разврата и сладострастия. Так сиял надменный лик города Ангелов, так полыхало зарево его абсолютной власти над людскими умами. Над их сердцами, разбитыми на мельчайшие осколки.
Но даже он, этот всесильный лицемер, гениальный кукловод, город Ангелов, не мог дотянуться сейчас до меня и до Праведника. Здесь и сейчас мы были в безопасности. У города больше не было власти. Он лишь разочарованно скалился, глядя на нас, и вынужден был мириться со своим бессилием.
А мы продолжали стоять. Глядя, кто куда. Не говоря друг другу ни слова. Не шевелясь.
Скоро начнет светать. Самое темное время всегда бывает перед рассветом. Увижу ли я рассвет еще хотя бы раз?
«Расскажи, как все было», — вдруг нарушил молчание Праведник. — «Что произошло в отеле? Почему Пилат позвонил мне? Почему он так торопиться и не жалеет средств?»
Что произошло в Империя Холле…
Как бы я хотела все забыть. Но случившееся крутилось в голове, не давая покоя. Мне страшно было думать о том, что я натворила, но мысли настойчиво заползали в голову. Заставляя вспоминать. И вспоминать. И вспоминать…
******
Я выросла в детдоме. Жила в этом ужасном месте почти с самого рождения. И до совершеннолетия, когда директор детдома продал меня еще более страшным людям, чем был он сам.
Мне не исполнилось и одного года, когда мои родители оставили меня. Я не помнила их. Знала только, что мама погибла (после её гибели социальные службы и направили меня в детский дом). Об отце у меня не было вообще никакой информации. Жив он или умер? Кем он был? Почему оставил нас с мамой? Я ничего о нем не знала.
Со временем это перестало иметь значение. Со временем мысли об отце стали вызывать у меня отвращение. Поэтому я навсегда забыла о нем. Со временем…
Я вспоминала только маму. Как могла и что могла. По сути, вспоминать было нечего. Я была слишком маленькой в тот момент, когда нас разлучили. Когда меня лишили матери.
Я часто предавалась мечтам. Я фантазировала о том, какой она была. Моя мама.
У других детей были родители. Они видели их каждый день. Разговаривали с ними. Незаслуженно обижались на них. Но, тем не менее, любили. И чувствовали ответную любовь. Родительскую заботу, ласку, защиту.
У меня не было родителей. Я была одна в целом мире. И мне оставалось лишь мечтать.
Я сидела на своей постели. Обычно ночью, в полной темноте. И выпускала на волю образы, таящиеся глубоко внутри меня. Я давала безграничную свободу своему воображению. В кромешной тьме (словно на иссиня черном холсте) я рисовала ярчайшие завораживающие картины. На этих картинах — я и мама. Мы держались за руки и смотрели друг на друга. В наших глазах было счастье. Одно на двоих.
По моим щекам катились слезы. Но никто не видел этих слез. Ведь я не зажигала свет.
Я протягивала руки вперед в попытке обнять маму. Но каждый раз замирала. Мои руки могли разрушить прекрасный мираж. Мои руки могли уничтожить то, что создал мой разум.
Я сидела, глядя прямо перед собой. Молча. Долго. Одна во всей Вселенной. Я вытирала слезы. И улыбалась. В те ночи мама была со мной.
Всегда разная в моих мечтах: с разными прическами, разными чертами лица и разным цветом глаз. Но я каждый раз узнавала в появившемся образе мою маму. Как я могла не узнать её? Пускай я никогда её не видела. Пускай! Я узнала бы её среди тысяч таких же незнакомых лиц. Я бы почувствовала её.
В детстве я верила, что моя мама — прекрасная фея. Или великая волшебница. И когда придет время, она явится и заберет меня в свой чудесный сказочный мир.
Повзрослев, я разучилась верить в сказки (взрослая жизнь учит верить совсем в другие вещи). Тогда я стала представлять, как моя мама спасает человеческие жизни собственными руками, без всякой магии. Она была гениальным врачом… Или ученым, изобретающим вакцину от рака… Она могла быть учителем и учить маленьких детей… Могла быть актрисой и играть в театре…
Моя любимая мама… Её не было рядом со мной. Были лишь мечты.
Моя мама умерла. И поэтому я попала в тот ужасный детский дом. А после, по той же причине, я попала в другой дом, публичный, и стала… тем, кем стала. Поэтому я оказалась в отеле Империя, и поэтому все повернулось именно так. По той же причине я стояла сейчас чуть поодаль Праведника на том утесе и тихо рассказывала ему историю своей жизни.
Мы не знали, куда нас везут. Нам никогда этого не сообщали. Мы не знали, кто будет клиентом. И какие у него могут быть наклонности.
Нас было пятеро в машине (не считая водителя). Пять девушек. Мы сидели в салоне черного микроавтобуса и, молча, смотрели каждая в свое окно. Разглядывали окрестности, проносящиеся мимо, считали уличные фонари и встречные автомобили. Или просто уставились в пустоту, не обращая внимая ни на что вокруг.