– При оценке эффективности работы губернаторов мы будем исходить, в том числе и из того, насколько оперативно была проведена работа по улучшению жилищных условий ветеранов! – и снова очень внимательно посмотрел куда-то поверх телекамер.
За пять лет, прошедшие с той памятной линии, Ильичу никто никаких улучшений не сделал и делать не собирался. Видимо, деньги застряли там же, где семьдесят пять лет назад застряли танки Гудериана. Сосед Ильича, Трофимыч, подбивал ветерана написать жалобу аж в Кремль, но Ильич отмахнулся, сказав:
– Освобождали мир не за теплый сортир!
***
Подарок, заодно с очередной пенсией, ему вручила Нюрка-почтальонша, с который тот это дело и отметил, достав по такому случаю из закромов напиток собственного изготовления, настоянный на зверобое.
– Значит, не забыли всё же... Помнят о нас, выходит! – то ли от эмоций, то ли от наркомовских ста граммов по щеке Ильича скатилась слеза.
После ухода Нюрки ветеран принялся изучать районную многотиражку «Лучшая жизнь». Во времена лучшей жизни тираж газеты доходил до пяти тысяч, но времена изменились, и теперь она издавалась в количестве трехсот экземпляров. Ильич выписывал газету сколько себя помнил, хотя в последнее время содержание «Лучшей жизни» не радовало. В основном она была заполнена объявлениями о купле-продаже клюквы или породистых хряков. Иногда «Лучшая жизнь» сообщала об отправившихся в лучший мир. Со многими из вновь преставившихся Ильич был знаком.
– Надо же! – сокрушался он, прочитав некролог, – еще такой молодой, а вот поди ж ты...
Надо сказать, Ильич имел право на подобное высказывание, поскольку ему самому пошел десятый десяток. Номер газеты, привезенный Нюркой, был праздничным. На половине первой полосы газеты разместилось поздравление главы районной администрации, а на второй половине – его фото. Недавно глава, на пару с председателем местного заксобрания удачно спекульнул муниципальной землей, ухитрившись продать ее по рыночной стоимости для строительства новой трассы Москва-Петербург, и потому вполне мог претендовать на включение в список российского журнала «Жизнь удалась» – аналог западного «Форбс», о чем свидетельствовали щеки главы, с трудом поместившиеся в газетную полосу. Фото решительно контрастировало с размещенными на третьей полосе фотографиями 1943 года, на которых были изображены измучанные и исхудавшие бойцы Красной Армии во время Ржевско-Вяземской операции. На четвертой полосе была напечатана программа празднования юбилея Победы. В завершение программы указывалось, что Вечный огонь в сквере Победы в праздничный день будет гореть с девяти утра до девяти вечера.
– Ого, значит, не весь газ в страну-капитулянтку утёк! – обрадовался Ильич.
Во времена его молодости из нашей державы в фатерлянд утекали лишь немцы под Сталинградом…
***
Ильич ежегодно смотрел парады, проходившие в сердце родины. Ему нравилось всё: и молоденькие девушки-курсантки, и суровые морские пехотинцы, и надежные бронированные танки. Но, конечно же, больше всего он радовался появлению над Красной площадью боевой авиации.
К огромному разочарованию Ильича, перед самым началом парада телеведущие объявили, что из-за низкой облачности полеты авиационной техники было решено отменить. Ильич было огорчился и, налив себе настоечки, подошел к серванту, чтобы достать оттуда губернаторскую открытку. Бережно разглядывая ее, ветеран сказал сам себе:
– А все же и про меня вспомнили!
Настроение его улучшилось.
– Подумаешь, облачность! В следующем, значит, году истребители увижу! – продолжил разговор с собой Ильич.
В окошко забарабанили крупные капли холодного дождя, а в печной трубе завыл ветер. Озябнув, несмотря на выпитую настойку, ветеран поковылял к печке.
– Не беда, не в этот, так в другой раз самолеты увижу! Мне бы только дровишек раздобыть, чтобы до следующего парада протянуть! – продолжал размышлять фронтовик, подбрасывая в огонь последнюю пару притащенных утром в комнату поленьев...