— Напра-а-а-во!
От группы штабных отделилось несколько парней в кожаных плащах. Карабины наперевес, у старшего «вальтер» в руке. Стали, охватив строй со всех сторон, вскинули стволы.
— Спокойно, господа! Спокойно!..
Олендорф! Бодрый, чисто выбритый, улыбка на лице.
— Рад сообщить, что все неприятности позади. Путешествие нелегкое, но могу вас заверить, что и рейхсфю… рейхсляйтер и все офицеры в одинаковом положении с вами. Всё — поровну! А сейчас…
Обернулся, махнул перчаткой в сторону белой горы.
— Зильберферай, господа! Бывшая соляная шахта, а ныне, представьте себе, санаторий. Не удивляйтесь, соль поистине целебна. А еще здесь секретная база, убежище и запас продовольствия на целую роту. Электричество и вода в наличии, можно жить хоть месяц, хоть год.
— Нас что, под землю? — отчаянно выкрикнул кто-то. — Не хочу!
Бригадефюрер укоризненно покачал головой.
— Хочу, не хочу… Вы не дети! Наша задача — защитить рейхсляйтера, и мы эту задачу выполним. Кто будет послушен, вернется из глубин на свет божий, кто нет — останется там навсегда. В старых штреках места хватит на всех!
Доктор Иоганн Фест обернулся. Сзади тоже стерегут, не убежать. Если, конечно, все разом… Нет, не выйдет, не тот здесь народ!
Старшой в кожаном плаще, шагнув вперед, стал рядом с Олендорфом.
— Внимание! Сейчас все будут разбиты на пятерки. Каждая пятерка организованно проследует к копру, где спустится в клеть и прибудет к месту назначения. Порядок соблюдать безукоснительно, шаг влево, шаг вправо — побег, прыжок на месте — провокация. Господа, мои парни пять лет охраняли Дахау, так что лучше вам не испытывать наше терпение!
— Мы не заключенные! — перебил кто-то. — Я в СС с 1933 года!..
Старшой поморщился.
— Сейчас ты Scheisse! Вякни еще, пристрелю, как бешеного пса… Внимание, первая пятерка!..
Коридор стал заметно шире, стены расступились, в глаза плеснул яркий электрический свет. Зал, белый, как и все вокруг. Потолок теряется где-то в сером сумраке, зато все, что ниже, ярко высвечивает стоящий на железной треноге фонарь. Гладкий пол, несколько старых скамеек, чей-то портрет посреди пустой стены.
— Тут задержимся, господа, — сурово молвил мастер Якоб.
Мастером и представился, немолодой, суровый, лицо в морщинах, плечи под старым потерявшим цвет бушлатом, бесформенная мятая шапка на голове. Он и встретил, когда скрипящая клеть наконец-то коснулась подземной тверди. Спускались долго, и доктор Фест все пытался понять, в чем загвоздка: то ли шахта глубока, то ли клеть, которой самое место в музее, совсем не торопится. Рассудил: и то, и другое.
Мастер Якоб, служащий здесь сторожем, тоже просился в музейную экспозицию, причем в раздел, посвященный тяжелой жизни шахтеров позапрошлого века. Держался он, впрочем, не по-пролетарски, глядел строго и все время порывался командовать.
— Шляпу, стало быть, господа, снимите. Фуражки тоже, это наверху ты шуцман, а здесь только гость. Вам еще обратно, к солнышку, возвращаться… Ну, вот, стало быть, Она…
Белая ниша, вырубленная в белой стене и такая же белая фигура в плаще до пят. Лица не разглядеть, пальцы сцеплены на груди, возле босых ног высохший венок из цветов.
— Дева Мария Горная, покровительница, стало быть, всех, кто в шахте работает. Времена сейчас, понятно, пестрые, только все одно очень советую, господа, молитву сотворить. Оно и в обычае здешнем, и вообще не помешает.
Умолк и сам сотворил крест. Бывший унтер-офицер молиться не стал, но невольно задумался. К клети, ведущей в черную бездну, некоторых пришлось подгонять прикладами. Страшно! Спускаться тоже невесело, все время вспоминались средневековые рисунки, на которых грешники низвергались в Пасть Адову. Но внизу взорам открылся самый настоящий подземный дворец, белый, без единого изъяна, совершенный в своей чистоте. Дышалось легко, сердце билось ровно, страх растаял без следа. Соляная шахта, ныне санаторий и музей, таких немало в Германии. Но почему тут база СС? С кем они собрались воевать под землей? С гномами?
— Амен! — мастер Якоб резко выдохнул и вновь нахлобучил шапку на голову. — А теперь, господа, на правах не только здешнего сторожа, но и экскурсовода, обязан доложить, что Девой Марией эту фигуру сочли по ошибке, пусть и простительной. Там портрет на стене, видите?
Доктор Иоганн Фест всмотрелся. Годы не пощадили краски, разглядеть можно только смутный контур. Некто очень немолодой в пышном парике с орденами на груди.