Голос оратора густ и тяжел, пафос льется пенной волной, но никто во дворе не слушает. Мало ли в Рейхе говорунов? Вот двое, что теперь скромно стоят чуть в сторонке от высокого начальства, это и в самом деле невероятно.
— …Нас атаковали с воздуха, предательски, без объявления войны. Теперь вы увидели наш ответ. Это учебный бой, мы пока не станем раскрывать всех наших возможностей, пусть о них первым узнает подлый супостат…
«У нас теперь есть, чем ответить врагу». Вероятно, именно это имел в виду штандартенфюрер Брандт. Доктор Фест оценил. О «марсианских» ранцах слухи ходят не первый год, знающие люди считают их секретной американской разработкой, легкомысленные сплетники толкуют об инопланетянах. Был даже слушок, что ранцы проданы Герингу русскими эмигрантами, нашедшими их в зоне падения Тунгусского метеорита.
Итак, ранцы есть и у Гиммлера. Неплохой козырь.
— …Лучше сыны Рейха обязаны продемонстрировать стойкость и единство. СС не сломить! Под руководством рейхсфюрера, под его отеческой дланью…
Внезапно оратор умолк. Обрезало! Доктор Фест на всякий случай поглядел в небо. Может, еще крылатый? Нет, пусто, даже облака ушли. И звук явно от земли…
Башня!
…Белесое облако пыли. Была рядом с воротами башня, теперь же на ее месте неровная груда камней. Не взорвали, и земля не треснула, осыпалась сама, словно кто-то аккуратно разобрал кладку.
Пыль тянулась к равнодушному небу, над крепостным двором Бад-Тёльца нависла свинцовая тишина. Доктор Фест прикинул, что оратору бы смелости побольше. Крикнул бы: «Мы и так можем!» Испугался? Наверняка! Вдруг башня всего лишь начало?
Ответили, говоришь? Нет, козырь бьет масть!
Олендорфа он все-таки отыскал. Охрана стояла мертво, но доктор Фест махнул рукой, бригандефюрер заметил. Подошел, хотя и не сразу.
— Саперы работают, — сообщил он, не дожидаясь вопроса. — Хитрая диверсия, но теперь мы предупреждены.
Иоганн Фест ушам не поверил. Они в самом деле так думают?
— Доктор Олендорф! Здесь несколько сот мальчишек, старшему едва за двадцать. Вы что, их телами хотите прикрыться?
Сам же вновь подумал о жертвоприношении. Тех, что погибли в Берлине, мало.
— Не разводите мистику! Рейхсфюрер спокоен, будем следовать его примеру.
Олендорф, резко махнув рукой, повернулся и шагнул за строй охраны.
Двор опустел, на асфальте клочья расстрелянных шариков, над стенами — стая черных птиц.
6
— Итак, демуазель де Керси, имеете ли вы возможность подтвердить все написанное в данном документе?
Голос бажюля звучит холодно и невозмутимо, но самым краешком в нем сквозит ирония. Думали уйти от расспросов, демуазель? Убежать и спрятаться? Ну-ну!
Однако на этот раз Соль чувствовала себя уверенно.
— Таковой возможности не имею.
Рядом дед, Агфред Руэрг, спокойный и невозмутимый. Теперь он ее официальный защитник и представитель, пока отца рядом нет. Соль, немного подумав, согласилась. Пусть лучше так.
— Отчет я писала на объекте «Фокус» полгода назад. С тех пор многое изменилось.
Бажюль еле заметно усмехнулся точно кот, играющий с мышью.
— Можете привести пример, демуазель?
— Конечно! Тогда я не знала, что Клеменция может установить отношения с режимом Сталина. Такое и в голову прийти не могло.
Усмешка исчезла, кот втянул когти. Зашелестела бумага.
— В своем отчете, демуазель де Керси, вы особо обращаете внимание на переданные вам слова Гюнтера Нойманна, которые вы трактуете весьма своеобразно. Но прежде чем касаться их сути, поговорим об ином. Насколько вы уверены в их подлинности?
Дед появился поздним вечером хмурый и озабоченный. На все расспросы лишь рукой махнул.
— Именно сейчас решается, что мы будем делать на Земле. Думаю, меня специально отвлекают, чтобы я выручал внучку, а не спорил я нашими ястребами. Боюсь, задурят тебе голову!..
Соль хотела спросить про отца, но поняла — не скажет. Насчет же тех, что голову дурят, вспомнила очень скоро. За завтраком она вновь была одна, никого из «Равенства и братства» увидеть так и не удалось. Специально подождала у входа. Напрасно! И лишь когда уходила сквозь ледяное молчание, услыхала чей-то шепот: «Не ищи!»
Очень хотелось узнать, что с Понсом и (да-да!) Дуодецимом. Не успела и сейчас мучилась догадками.
— Видите ли, создается впечатление, что вы, демуазель де Керси, своим рассказом о Гюнтере Нойманне вольно или невольно вводите нас в заблуждение.