В сан-францисском храме никто не подходил к телефону, и я решил, что не стоит больше никуда звонить.
Думаю, я должен объяснить, почему я не постарался все-таки до кого-нибудь дозвониться. Если бы я сообщил Гурудеву прогноз погоды, который услышал лично, это, возможно, все бы изменило. И если бы я известил преданных о том, куда мы летим, все, быть может, сложилось бы иначе. Конечно, я могу объяснить свой поступок тем, что был занят в тот момент своими мыслями. Но дело было не только в этом. Просто я не придал большого значения указанию духовного учителя. Просьба Гурудева сделать два звонка показалась мне не очень важной. Разве пилот не сказал, что ухудшения погоды не ожидается? И зачем тратить время и звонить в разные храмы? Сейчас, когда я вспоминаю о тех событиях, я понимаю, что мое непослушание стало следствием охвативших меня сомнений. Ученик, полный веры в своего учителя, постарался бы во что бы то ни стало выполнить его указание, понимая, что гуру не стал бы просить его о чем-то неважном.
Не дозвонившись с первого раза, я позвонил в Сан-Франциско еще раз, но там опять никто не взял трубку. Больше я не стал пытаться до кого-нибудь дозвониться. Выйдя из аэровокзала, я пошел к самолету.
А сейчас мне придется рассказать о своем поступке, который никак нельзя назвать похвальным. Когда мы стояли около самолета, Гурудев спросил меня: «Ты позвонил?». «Да», - ответил я. Я подумал, что это не будет ложью, так как я действительно звонил в Сан-Франциско. «Все в порядке?» - опять спросил Гурудев, и я понял, что он говорит о прогнозе погоды. Он не хотел, чтобы Боб услышал нас и узнал, что мы перепроверяли его слова. На этот раз я просто солгал самым бессовестным образом. «Да», - вновь сказал я. Почему я солгал? Да потому что не считал это очень важным и потому что думал, что Гурудев никогда не узнает о моей лжи. Вот так я обманул своего духовного учителя, и теперь все узнают, какой я негодяй.
Когда самолет стал выруливать к взлетной полосе, я заметил, что двери в нем закрываются не так плотно, как в автомобиле. В салоне стоял ужасный шум, так что там нельзя было разговаривать. Мы с Гурудевом сидели в небольших жестких креслах, пристегнувшись ремнями, и повторяли мантру.
Самолет легко взмыл в пасмурное небо. Насколько я мог судить, в самолете у Боба было не так уж много приборов. Кажется, в нем не было рации, и там, определенно, не было радиолокатора, так что Боб летел, определяя направление визуально. Он летел на малой высоте, чтобы можно было видеть землю. Вероятно, он собирался проделать весь путь по памяти. У Гурудева был с собой дорожный атлас и, достав его, он показал мне наш маршрут. По его мнению, нам предстояло пролететь над Сквамишом, Гарибальди и Бренди-Вайн-Фоллс-Парком, а затем - между горами Берегового хребта и над озером Чилко. Немного погодя, он наклонился к Бобу и спросил: «Мы уже над Сквамишом?» - но тот его не расслышал. При таком шуме нужно было кричать изо всех сил, чтобы Боб хоть что-нибудь услышал, но Гурудев не стал этого делать; откинувшись на спинку сиденья, он вновь начал повторять мантру. Думаю, оба мы чувствовали себя не в своей тарелке из-за того, что полностью зависели от Боба и надежности его маленького самолета.
В такие минуты человек невольно обращается к Богу. Во всяком случае, со мной именно так и происходит. Там, в самолете, смерть вдруг перестала казаться мне каким-то отвлеченным понятием, и это заставило меня обратиться к Кришне и найти прибежище в молитве и повторении Его Святых Имен.
Вскоре самолет начало трясти. Неожиданно он быстро стал терять высоту, а потом внезапно взмыл вверх. Не знаю, то ли это пилот, маневрируя, пытался: вывести самолет из вихревых потоков воздуха, то ли это порывы ветра бросали нас то вверх, то вниз. Ветер был таким сильным, что казалось, крылья самолета вот-вот отвалятся. У этого самолета крылья были не из стали, как у самолетов компании «Пан-Америкэн», а из дерева и плотной материи.
Скоро видимость ухудшилась, а через минуту все вокруг заволокло таким густым туманом, что сквозь него ничего нельзя было разглядеть. Когда же мы увидели, как мимо окна вихрем несутся клочья мокрого снега, Гурудев сказал мне: «Он должен вернуться». Затем он крикнул Бобу: «Не лучше ли нам вернуться?». Но Боб, крепко державший штурвал обеими руками, прокричал в ответ: «Все будет в порядке! Я уже летал в такую погоду! В крайнем случае, если мы не сможем дальше лететь, мы где-нибудь сядем!».
Меня радовало только одно: в самолете Боба я мог безо всякого смущения громко повторять Святые Имена. Когда я лечу на обычном пассажирском самолете, я иногда думаю, как неловко мне будет в случае аварии повторять вслух имена Кришны на глазах у двухсот пассажиров. И даже если у меня хватит на это смелости, кто-нибудь из пассажиров наверняка скажет: «Пусть этот кришнаит заткнется!». Но в самолете у Боба повторение Святых Имен воспринималось как совершенно естественное занятие. Гурудев тоже повторял мантру, но при этом он не переставая смотрел в окно и время от времени поглядывал на пилота и панель управления.
- С чего он взял, что погода будет хорошей? - проговорил он вдруг, словно разговаривая сам с собой.
Густая пелена облаков внезапно разорвалась, и мы увидели вдруг слева от самолета совсем близко огромную гору. Затем облака опять сомкнулись, а когда в них вновь образовался просвет, мы увидели, что летим прямо на другую гору. Боб неожиданно сделал крутой вираж. Он все делал молча, и нам оставалось только догадываться, что он собирается предпринять в тот или иной момент. Нам троим грозила серьезная опасность. Я чувствовал сильную тревогу, и кроме того меня мучило чувство вины за то, что из-за меня жизнь Гурудева оказалась во власти таких ненадежных защитников. И теперь мы были бессильны что-либо сделать. Боб, судя по всему, сбился с курса.
Затем мотор начал фыркать и чихать. Не помня себя от страха, я вцепился в подлокотники кресла и стал громко молиться, со всей искренностью, на какую был только способен, взывая к Кришне. Гурудев тоже очень громко и сосредоточенно повторял. Его имена. Он был Верховной Личностью Бога, и наша участь зависела только от Него. Мы лишь старались помнить о Нем.
Самолет начал терять высоту, и Боб выключил мотор. Он решил приземлиться. Пропеллер продолжал вращаться, и Боб вновь завел мотор, но тот через несколько секунд опять забарахлил. Боб снова выключил его и стал планировать, снижая самолет медленно и постепенно, так чтобы тот не ткнулся носом в землю.
- Держитесь! - закричал он. - Сейчас нас ударит!
Самолет устремился в лощину, к узкой покрытой снегом полоске земли, видневшейся между горами и деревьями. Меня охватил ужас, но я не переставая повторял Святые Имена. Все мы - и я, и Гурудев, и Боб - взывали к Кришне.
Первый толчок был не очень сильным, - вероятно, самолет сначала коснулся земли хвостом. Я весь напрягся. Второй раз нас тряхнуло гораздо сильнее. А затем самолет с силой ударился о землю. Нас подбросило и швырнуло о стену салона. А через секунду самолет, тяжело рухнув на землю, развалился на куски.
Вынужденная посадка в горах
Глава 3
Дневник гурудева
14 марта
Боль. Сломанная нога. Сильный холод. Затерявшиеся в горах. Но по милости Кришны мы живы и даже нашли охотничью хижину; теперь у нас есть еда, и мы можем развести огонь.
Вчера наш самолет упал в ущелье в горах Берегового хребта. Мы оказались в труднодоступном месте вдали от людей, и положение наше довольно опасно. Вокруг возвышаются огромные покрытые снегом горные вершины, каждая из которых высотой десять тысяч футов. Гора Тэтлоу, гора Рэйзорбэк, гора Тасека (если только я правильно сориентировался по карте). Кому придет в голову приехать сюда?
Из нас троих только у меня серьезная травма. Кроме перелома у меня на ноге еще глубокая рана, на которую в больнице наложили бы, наверное, около шести швов. Я боюсь, что в нее может попасть инфекция.
После крушения мы пошли пешком вдоль ущелья (я шел с палкой) и час спустя наткнулись на маленькую хижину. Наш храбрый до безрассудства пилот сказал, что пойдет в одиночку за помощью. Я же считал, что лучше оставаться там, где мы есть. Разбитый самолет и дым из трубы хижины быстрее привлекут чье-либо внимание, чем бредущий по колено в снегу человек. Но он настоял на своем и отправился в путь, что было очень смело с его стороны.