«Ух ты! Вот это сюрприз. И почему я сразу не заметил?»
Спину начало нещадно жечь. Павел забросил ладонь через плечо за спину и попытался поскоблить проблемное место, но пальцы отказывались слушаться и почти не двигались. Тогда молодой человек стал тереть спину кистью руки, двигая ею влево-вправо. На пару секунд кожу уже привычно обожгла острая боль, а потом она стала трансформироваться в удовольствие и Паше сразу полегчало.
Он всё-таки вынырнул, снова сел и сразу отметил, что зрение его действительно заметно улучшилось. Например, ванна, в которой парень находился, заметно прибавила в прозрачности. Даже несмотря на то, что поверхность пищеварительной жидкости местами была покрыта тонким слоем пены, он каким-то образом беспрепятственно видел сквозь неё. Но гораздо больше Светлова интриговал вопрос, почему его перестали слушаться пальцы, причём сразу на обеих руках? Он поднёс правую кисть к глазам и понимающе хмыкнул, рассматривая свои пальцы [10].
«Ох, бедные вы, бедные, - подумал он с довольной ухмылкой. - Совсем вы у меня подточились, горемычные. Кажется, и мяско уже́ стало растворяться, хе-хе. А ничего так, быстренько я перевариваюсь. Это хорошо!»
«Извращенец!» - услышал Паша весёлый мысленный голос своей подруги. В нём больше не чувствовалось беспокойства, и это парня тоже порадовало.
«Как там твои магические изыскания? - спросил он. - Удалось что-нибудь выяснить?»
«Ну, в общем да, - ответила Веста. - Кое-что узнала. У бальзама Кадавры есть, оказывается, одно побочное свойство. Он заметно повышает проводимость нервных рецепторов, до которых сумел добрался. Я ещё не до конца разобралась, как это позволяет снизить болевой порог для охваченных бальзамом тканей. Но, кажется, твой мозг начинает воспринимать эти области как один цельный источник боли и срабатывает на него по сигналам максимального уровня, трансформируя вместе с ними и более слабые».
«То есть именно благодаря зелью, проникающему через ранки, я чувствую облегчение во всём своём теле?» - уточнил Паша.
«Получается, что так».
«Отлично! Значит, не зря ты создала бальзам Кадавры в своём желудке».
«Не зря, не зря, - вклинилась в их беседу Алиса. - Но сдаётся мне, что если бы мы с сестрёнкой не перестраховались и она задействовала заклинание быстрого растворения раньше, бальзам Кадавры сработал бы на всё твоё тело разом и ты отделался бы пусть и сильной, но кратковременной болью».
«Да, ты, пожалуй, права, Алис, - согласилась с ней нимфа. - Но кто ж знал, что у этого средства такой высокий болевой порог срабатывания?»
«Кто-нибудь, наверное, знал, - хохотнула нэко. - Но явно не мы».
«Ничего, теперь и мы знаем», - оптимистично заметил Паша.
«Слу-у-ушайте, а не пора ли уже завя-а-азывать с этой игрой, м-р-рня-а-а? - промурлыкала Алиса. - По-моему, мы все уже убедились, что бальзам Кадавры отлично де-э-эйствует и защища-а-ает нашего мя-а-альчика от бо-о-оли. Так чего дальше тянуть? Весточка, ты не хочешь растворить его быстро? Кажется, время для этого уже пришло».
«Пашка, ты как, готов?» - уточнила Веста.
«Вроде да. Нормально так сижу, устойчиво, - ответил молодой человек, глядя на высокие волны, накатывающие на его грудь. - Если начну распадаться на части, то сделаю это без лишнего шума», - попробовал пошутить он.
«Юморист, блин, - проворчала нимфа. - Ну ладно, раз так, поехали. Мне потребуется с полминутки, чтобы сплести заклинание. Можешь пока попрощаться со своим телом, моя вкусненькая пища».
* * *
Паша сидел будто в большой ванне, откинувшись спиной на складчатую поверхность, и осматривался, как говорится, на прощание. Желудок работал, словно огромный, мощный механизм, и энергично перемешивал скопившуюся на дне жидкость, уровень которой быстро повышался. Маленький человек был для него не са́мой крупной добычей. Вытянув ноги в длину, он занимал ими не более трёх четвертей основания желудка, не дотягиваясь в своём уменьшенном масштабе каких-нибудь двадцати пяти-тридцати сантиметров до противоположной стенки, на которой располагался привратник кишечника. А макушкой головы Паша так вообще едва доставал до одной трети от высоты вогнутой стенки [11].
Наблюдая за происходящим вокруг, Светлов пытался запечатлеть в памяти экзотическую картину, вслушивался в алчную песню желудка, в ритмичные удары сердца, осязал накатывающие волны тёплой жидкости и наслаждался всей совокупностью своих впечатлений. Его чувства будто усилились, стали ярче, чётче, и молодой человек догадывался о причине таких перемен. Поскольку видеть он стал лучше, после того как собственное зрение ему отказало, это наталкивало на определённые мысли о состоянии кожных рецепторов, которые, скорее всего, тоже перестали нормально осязать. Ну разве что передавали боль, которую Светлов воспринимал теперь в виде мощных волн удовольствия.