Подбородок начало щипать ещё до того, как Людка позвонила в службу такси. Все остальные разъехались раньше, по одному, по двое, начиная с десяти вечера, унылой вереницей потянулись прочь с одинаковыми благостными лицами - мол, ребята, с вами и хорошо, и весело, но пора уже возвращаться в мир, где вам и вашим историям больше нет места.
Они остались вчетвером. Обсудили тех, кто ушёл, сделали ещё несколько фотографий на телефон, заплатили по счёту и тоже начали собираться. Лиза с Катей вышли на улицу покурить. В школьные времена они вроде бы враждовали, что-то произошло с одной из них по вине другой, что именно - Нина точно не помнила. В памяти всплывали их безликие обеспокоенные мамаши, которых на следующий же день вызвали в школу. Мама Катьки так разверещалась, что детям, собравшимся вокруг, сделалось стыдно за неё, как за самих себя. Интересно, вспоминают ли они об этом сейчас, стоя вместе на улице и выдыхая сигаретный дым?
Люда уже собралась, сумочка была перекинута через плечо, в руках она вертела телефон. Она ждала, когда ей перезвонит диспетчер, время от времени поглядывая в сторону Нины. Когда их взгляды сталкивались, они улыбались друг другу, но улыбки эти сползали с их лиц быстрее, чем они успевали отвернуться. Нина всё прекрасно понимала.
Вы тоже должны понять - Нина была очень красива. Но едва ли она осознавала это в полной мере.
Тебя не узнать - вот, что она слышала сегодня в свой адрес бесчисленное количество раз. В прошлые годы молчали и тут вдруг разразились комплиментами. Нина, что называется, вошла в свою пору. Расцвела. И это сильно бросалось в глаза. Она постаралась усилить эффект - явилась в замше и парче, едва передвигая ноги в неудобных туфлях на высокой шпильке. Осветленные волосы были срезаны ровно по плечи, густая чёлка - до самых глаз. Лента розового золота обвивалась вокруг тонкого запястья, на ногтях блестел глянцевый тёмно-красный лак.
А уж как она самозабвенно и складно врала! И про работу, и про личную жизнь, и про многообразие увлечений. Словно за все пять лет вольного слушания о чужих успехах отыгрывалась. В голове позвякивало предупреждение - заткнись, достаточно. Но её словно несло сильным течением. Нина не могла остановиться. В голове царил хаос, а рассказ лился, словно песня. Да и публика, как ей казалось, сыскалась благодарная. Постепенно лёгкое удивление на их лицах сменилось одобрением, затем - искренней заинтересованностью с примесью надежды. Если Нинка так изменилась и вытянула свой счастливый билет, то и с ними это непременно случится.
Но теперь, когда все разошлись, ей казалось, что они просто позволяли ей захлёбываться этим нелепым враньем, смотрели на неё с жалостью и слушали с терпеливым ожиданием момента, когда она наконец исчерпает себя. Девочка, выбиравшаяся из своей квартиры раз в неделю, кого она старалась обмануть? Она была так безнадёжна, что выдуманной истории становилось достаточно, чтобы поднять ей настроение. Даже несмотря на то, что, скорее всего, никто ей так и не поверил. Какая разница? Ещё утром Нина решила, что больше она на подобные встречи не явится. Рано или поздно этому должен был прийти конец.
Когда приехало такси, жжение от подбородка перекинулось на щёки. Нина провела пальцами по нижней части лица, кожа показалась ей горячей на ощупь.
Не следовало засиживаться допоздна.
Первой из машины выбралась Людка. Её повело в сторону, словно она и правда была пьяна, но Нина знала, что это не так. Людка долго и слёзно прощалась, заглядывая в салон, и добилась лишь того, что всем сделалось неловко. А потом она выразительно посмотрела на Нину, и, протянув вдруг руку, коснулась указательным пальцем её щеки.
- Кажется, у тебя аллергия.
Нина отпрянула, возможно, излишне резко, но сейчас её не очень-то заботили приличия. Она прикоснулась к её лицу! Это возбудило в Нине тяжёлую, мрачную злобу, желание сказать этой невеже на прощание что-то такое, что омрачило бы её воспоминания о сегодняшнем вечере на долгие годы вперёд.