На диване, куда ее устроила Тина Яковлевна, Нина не могла ни заснуть, ни задремать. Девушка прислушивалась к ночным звукам за окном, пыталась представить себе, что там делается… На подступах к мосту со стороны села Гвоздиковки растут лозняки. Подойти через их густые заросли к мосту, наверно, не так уж трудно. А вот под мост… Как смогли они пробраться незамеченными под мост? Ведь он так тщательно охраняется. Как там обошлось? Взрыв был, стрельба тоже, но удалось ли разрушить мост?
Рано утром Нина пришла домой, объяснила бабушке, почему оставалась ночью в клубе. Потом легла спать и спала долго, на редкость крепко, будто и не было никаких тревог. А проснувшись, даже не сразу вспомнила о ночных событиях. И только услышав, как хлопнула в сенях дверь, быстро села на постели; почувствовала, как сильно забилось сердце, совсем так, как тогда ночью, когда приходил дядя Вася, она открывала ему дверь и они тихонько шептались в сенях…
В комнату вошла бабушка:
— Ну, как выспалась, внученька? Пора тебе поесть, а то вчера поужинать не удалось. Сейчас уже обедать пора да опять на репетицию в клуб. Ох и трудно же тебе приходится! Но что поделаешь? Без этого пайка еще голоднее было бы нам. А ты так похудела — кожа да кости.
— Ну уж и кости! — Нина вскочила, обняла бабушку и радостно засмеялась. — Ничего, бабуся, не унывайте, придет доброе время, будет солнце… Буду работать меньше, поправлюсь, приедет мама. Все будет хорошо, бабуся.
Нина наскоро поела и заторопилась в клуб.
По дороге она встретила Володю Янченко и сразу заметила, что у него поцарапано лицо.
— Что случилось, — спросила она, — не под облаву ли попал?
— Вроде того, — улыбнулся хлопец. — Кстати, скажи: ты хорошо знакома с Жорой Павловским?
— Разумеется, это мой школьный товарищ.
— Только товарищ?
Девушка покраснела под его испытующим взглядом.
— Только товарищ… А почему ты спрашиваешь об этом?
— Разговор у меня был с ним, и неприятный. Повстречал меня со своими дружками и потребовал, чтобы я объяснил, какие у меня отношения с тобой, почему я часто тебя провожаю.
Нина зло вспыхнула:
— А ему какое до этого дело?
— Точно так и я сказал Павловскому. — Янченко немного помолчал. — Ну, ему, конечно, это не понравилось. Он полез в пузырь, а за ним его товарищи.
— Подрались?
— Было такое…
— Безобразие! Что вообразил себе этот Павловский! С какой стати он позволяет себе задавать такие вопросы?
— Говорит, что вы встречаетесь, а я стою на его пути.
— Неправда, Володя! — горячо возразила Нина. — Я не давала ему никакого повода так думать. Он несколько раз приглашал меня на вечеринки, которые устраивали наши школьные товарищи. Но я там редко бывала, а если и приходила, то совсем не ради него.
Янченко усмехнулся.
— Ты не веришь мне, Володя?
— Откуда ты взяла? Верил всегда и еще больше верю теперь. Ведь мы единомышленники с тобой. Кстати, — смеясь, добавил Янченко, — именно это и я сказал Павловскому.
Но Нину не развеселила эта шутка. Опустив глаза, она промолчала.
— Прости. — Янченко осторожно пожал ее руку. — Возможно, это слишком смело с моей стороны, но иначе нельзя было. Пусть лучше Павловский думает, что мы с тобой связаны любовью, а не какими-либо другими интересами.
Нина и на этот раз ничего не ответила. Она все еще молчала, почему-то не решаясь поднять глаза. Янченко крепче прижал к себе ее руку.
— Ну, пойдем в клуб, уже пора.
— Подожди минутку, — отозвалась Нина. — Ты не знаешь, как там обошлось ночью у моста?
— Как все обошлось, не знаю. Слышал в городе, что поезда на станции стоят, мост взорван.
— Так ведь это главное! — обрадовалась девушка.
— И я так думаю…
VIII
Наступила вторая оккупационная зима. Не такая суровая, как первая, без трескучих морозов и вьюг, но все же холодная, злая. Сильные ветры гнали с северо-запада тяжелые, ненастные тучи, хлестали по лицу мокрым снегом. Промозглая сырость донимала до костей. Люди старались пореже выходить на улицу, больше отсиживались дома. Но и это не спасало от сырости. Она проникала в плохо натопленные хаты, сквозь окна и даже стены.
Лидия Леопольдовна часто жаловалась:
— Ну и погодка, уж лучше б морозы ударили. Может, полегчало бы моим старым косточкам…
Нина жалела бабушку. Да что поделаешь? Помочь ей нечем. Девушку одолевали бесконечные заботы. С тех пор как не стало Ольги Осиповны, а потом Марии, исчезла надежда на чью-либо помощь. Самой нужно было добывать для семьи пищу, топливо. Лишь теперь по-настоящему почувствовала она тяжесть утраты. Да, когда рядом были эти две женщины, не было такого щемящего одиночества, сознания, что не на кого опереться.