Николас не думал, что Сайго войдет через двойную металлическую дверь — ему слишком долго пришлось бы с ней возиться. Нельзя было, конечно, пренебрегать и узким карнизом, но окна здесь, как и в большинстве современных зданий с центральной системой кондиционирования, не открывались. Разумеется, их можно было разбить без особого труда, но на это, опять же, потребовалось бы время, и, более того, это вызвало бы ненужный шум.
Значит, следовало ожидать нападения с задней части кабинета. Николас подумал, не стоит ли ему отойти от двери и укрыться, например, в щитовой. Но тогда он не успеет подготовиться, если Сайго все-таки решит воспользоваться передней дверью.
В том, что в эту минуту Сайго уже пробирается наверх, Николас не сомневался.
Было очень тихо. Ни один звук с улицы не проникал сюда через закрытые двери: все окна в коридоре были уже застеклены. Николас слышал тяжелое прерывистое дыхание Томкина, который сидел за письменным столом, скрытый глубокой тенью.
— Подвиньтесь немного вправо, — тихо сказал Николас. — Нет, вместе с креслом. Вот так.
Тусклая полоска света падала на седые волосы Томкина.
Здание кишело полицейскими.
Впрочем, этого следовало ожидать.
Двое у входа на лестницу, еще трое у наружного подъемника. Воспользоваться главным лифтом Сайго не собирался.
Хотя это было бы несложно сделать с помощью гипноза. Ему понравилась мысль о том, что один из полицейских сам бы доставил его на последний этаж. Но успех здесь зависел от целого ряда обстоятельств и требовал подготовки. Будь у него достаточно времени, он бы, несомненно, так и сделал. Но сейчас Сайго не был уверен, что время на его стороне. Они начнут выяснять, что происходит; зажгут свет, подсчитают потери и вызовут подкрепление. А ему не хотелось рисковать и пробираться через строй людей, держащих палец на спусковом крючке.
Не то чтобы это было Сайго не по силам, просто бессмысленно так рисковать, когда в этом нет совершенно никакой необходимости.
Ниндзя отстегнул от пояса четыре подушечки и тщательно закрепил их, по одной на ботинках и на кистях рук. Меч он закинул за спину. Теперь Сайго не мог сделать и шага, не привлекая к себе внимания: из каждой подушечки торчали двухдюймовые стальные шипы, расположенные замысловатым узором.
Сайго снял длинный нейлоновый шнур, который был обмотан у него вокруг талии; на одном конце шнура был закреплен острый треугольный крюк. Сайго поднял голову, внимательно разглядывая стены вестибюля, хотя они и так уже были ему хорошо знакомы. Он нашел то, что искал, и стал раскручивать шнур у себя над головой.
Ниндзя отпустил шнур, и крюк взвился вверх, обматываясь вокруг поперечной стальной балки. Балка располагалась достаточно близко к стене, и когда Сайго взлетел в воздух и выставил вперед ноги, шипы сразу же впились в искусственный мрамор покрытия.
Это был один из древнейших приемов ниндзюцу, который использовался на протяжении веков для проникновения в неприступные вражеские замки. Самые крутые стены не были для ниндзя преградой.
Сайго карабкался по стене с непостижимой быстротой. Он был совершенно невидим оставшимся внизу полицейским, даже если бы им и пришло в голову посмотреть вверх. Он снова был в полной безопасности.
Растерянным людям в вестибюле показалось, что ниндзя растворился в воздухе, о чем они и доложили по рации Кроукеру.
Наркотик заработал в полную силу. Теперь Сайго, поднимаясь по стене, полностью слился со своим ближайшим окружением и воспринимал его всеми органами чувств одновременно.
Снизу до него доносились тихие звуки, хрупкие и объемные, усиленные гулкими сводами вестибюля. Забавно, отсюда ему было слышно даже лучше, чем внизу: шум голосов, вызывающих скорую помощь, топот ног, треск раций. “Давайте, давайте”.
На верхнем этаже царила тишина. Об этом позаботился Николас: именно поэтому он настаивал, чтобы здесь не было ни одного из людей Кроукера. Звук был сейчас его самым страшным врагом.
— Я хочу, — сказал он недавно Томкину, — чтобы вы отвернулись, когда он войдет. Вы сможете это сделать?
Это непросто — повернуться спиной к своему убийце. Но необходимо.
— Да, смогу.
Николас услышал страх в голосе Томкина и снова этому удивился.
— Ты будешь стоять там, где сейчас?
— Не беспокойтесь об этом. Запомните, что я вам сказал. Если вы этого не сделаете, то можете не прожить и нескольких секунд. Теперь не время мучиться из-за того, что не вы хозяин положения.
— Что ты можешь об этом знать?
Томкин вдруг понял, что отчасти его страх объясняется тем, что в Линнере он каким-то образом почувствовал родственную душу. Томкин не мог себе это объяснить, но знал наверняка. Это был страшный человек, необузданный дух, удерживаемый под тонким покровом цивилизованности. Томкин содрогнулся при мысли о том, что может произойти, если этот покров лопнет. Вероятно, поэтому Томкину всегда хотелось быть с Николасом откровенным; впрочем, он не мог себе этого позволить. Они были похожи, и Томкин судил о Николасе по себе. Чтобы сохранить свою жизнь, он пойдет на все, и…
— Многое. Всю жизнь мною управляли.
— Что ты имеешь в виду? — Но Томкин уже это знал.
— Мне кажется, что я долгие годы жил под наркозом. — Николас замолчал и наклонил голову, словно прислушиваясь; у Томкина замерло сердце. — Ваша дочь — очень необычный человек.
— Кто, Жюстина? — фыркнул Томкин, снова чувствуя себя в безопасности. — Разумеется, если ты называешь сумасшедших необычными людьми.
— Вы что, и в самом деле идиот?
Они молча всматривались друг в друга в полумраке. Николас подумал: “Интересно, слышит ли это Кроукер?”.
— Все зависит от точки зрения, верно? — произнес Томкин примирительно. — Не стоит сейчас сердить Линнера. — Я просто хочу сказать, что знаю ее дольше, чем ты. Но, согласись, — Томкин постучал пальцем по столу, — я сообщил тебе, где ее найти, так? Я помог тебе, потому что хочу, чтобы у вас что-то получилось. Я и ей об этом сказал. Ты ей подходишь. Ты можешь удержать ее от...
— Вы ее совсем не знаете, — перебил его Николас. — Она сильнее многих мужчин.
Понял ли Томкин, что это вызов?
— Возможно, она переменилась. Я не видел ее довольно давно. Она остается для меня ребенком. Моя старшая дочь, Гелда, всегда могла постоять за себя; она всегда была более общительная.
Да, общительная. Томкин горько улыбнулся своим словам. Трахается с бабами. Господи, где она этому научилась?
— Боюсь, что у нас не слишком дружная семья. — Еще бы — а как могло быть по-другому? — Мои дочери не очень-то ко мне привязаны. Конечно, жаль, но этого можно было ожидать. Если детям не уделять достаточно времени, — Николас почувствовал, как Томкин пожал плечами в темноте, — они отворачиваются от родителей и находят кого-то другого. — Томкин перестал барабанить пальцами по столу. — Можно сказать, мои дочери так и не стали взрослыми.
Тишина была полной, что могло показаться странным в большом городе. Но внешний мир больше не существовал для них обоих. Они были заперты в собственной вселенной, которую сами создали и в которой не действовали привычные законы. Теперь мрачные и кровожадные боги населяли коридоры этого здания, как запутанные лабиринты пирамиды Хеопса. Годы отлетали, точно красные листья, подхваченные осенним ураганом.
“Идет, — подумал Николас. — Наконец-то”.
Он начал читать мантру Сю-Эзи, которая должна была привести его в состояние полной готовности к поединку.
Николас услышал тихий звук прыжка, и в следующее мгновение вытащил из ножен свой катана.
“Кроукер” — подумал Николас, — лучше бы ты сюда не совался. Я тебя предупреждал. Это касается меня и Сайго, и пусть поможет Бог любому, кто окажется между нами”.
Николас чувствовал приближение врага. Харагэй. Ничего не было слышно, но легкий зуд говорил Николасу о том, что Сайго уже близко. Одетый только в легкую черную рубаху и холщовые брюки, Николас держал меч обеими руками. Стойка Хаппо Бираки — “открытый со всех восьми сторон”, — которую Миямото Мусаси разработал более трех столетий назад.
Энергия пульсировала внутри Николаса, как электрический ток в генераторе. Ночь ожила: ее сердце стучало, повинуясь неумолимой судьбе, которую никому не суждено было знать. Николас воспринимал все вокруг необыкновенно отчетливо: мебель, стены, пол; весь мир сжался до замкнутого пространства этого кабинета, в котором скоро снова разыграется пляска смерти, начавшаяся много лет назад.