— Помоги мне! — крикнул незнакомец своему слуге.
Тот бросил женщин, обнажил меч, но из дома, из других дверей, во двор в это время выбежали рабы, вооруженные кто молотом, кто кочергой, кто железным прутом. Незваного гостя окружили и попытались сбить с ног — не вышло. Один из рабов упал, схватившись за вспоротый живот, второй остался без руки по локоть, третий был ранен в бедро. И все-таки численный перевес давал о себе знать.
Но как раз в этот момент Омид оступился и упал, чем его противник незамедлительно воспользовался.
— Назад! Все назад! Или у вас всех скоро появится новый хозяин! — приставив острие меча к горлу их хозяина, приказал незнакомец.
— Просто убейте этих двоих мерзавцев, как только он покончит со мной, — оскалился в ответ Омид.
Рабы оказались благоразумнее его — переглянулись, остановились. Телохранитель не дожидаясь, когда они снова возьмутся за оружие, пятясь, отступил к калитке, позвал своего господина:
— Уходим!
Незнакомец с опаской посмотрел на свору рабов, готовых броситься за ними вдогонку, на кузнеца, который сверлил его взглядом, и вынужден был согласиться с тем, что отступление сейчас — самый разумный выход.
— Если твой пес убил жену или дочь, я все равно тебя найду! — зарычал Омид.
— Твои женщины целы. А ты не станешь нас преследовать, если хочешь жить, — откликнулся слуга.
— Не вставай. Не дергайся. Я знаю, где тебя найти, а ты нас — нет, — напомнил его господин.
Едва воры выбежали в калитку, рабы бросились на помощь хозяину.
— Господин, нам догнать их? — спросил один из слуг, кто был посмелее.
— Нет! — остановил его Омид. — Этот мерзавец прав. Он знает, где меня искать, а где их искать, я не знаю.
Начали разбираться, кто цел, кто нет, что случилось в доме.
Выяснилось следующее. Раб-эламит, который сопровождал одного из воров, что-то заподозрил и попытался оказать сопротивление, поэтому и был убит. На шум в коридор вышли старшая дочь, а затем и жена Омида. Так они оказались в плену.
— Он забрал мое колье, — пожаловалась дочь.
— Ладно целы… А ведь могло и хуже быть, — вздохнул хозяин.
Каково же было его изумление, когда вечером следующего дня Омид увидел это самое колье на шее у Элишвы!
— И что думаешь делать? — спросил у него приятель, но сам потом и ответил: — Хотя что тут сделаешь. Не обвинишь же царского писца в разбое. Как бы самому потом головой не поплатиться.
— Вот то-то и оно…
Элишва и Мара, позабавившись тем, что вогнали в краску оружейника, очень скоро о нем забыли, и их разговор вернулся в привычное русло.
— Подожди, а о каком друге ты говоришь? — невинно спросила дочь наместника. — Его имя случайно не Аракел?
Элишва вздохнула, прямо на это не ответила, но, перейдя на шепот, призналась:
— Кажется, я влюблена в него.
12
История, рассказанная писцом Мар-Зайей.
Двадцатый год правления Син-аххе-риба. Месяц симан
Пир затихал. Посчитать, сколько было выпито и съедено — покоренному Тиль-Гаримму хватило бы на год, чтобы продержаться в осаде.
Большая часть гостей разошлась по домам, из тех же, кто остался во дворце, веселились единицы, прочие спали: кто на скамьях, кто на полу, позабыв о приличиях. На празднике такое можно себе позволить.
В двух шагах от меня лежал в обнимку с амфорой какой-то ремесленник, укрытый серым широким плащом.
Шаги за дверью были все ближе.
Плащ!!!
Я схватился за него как утопающий за соломинку, набросил его на плечи, на голову, и, сгорбившись, быстро зашагал к ближайшему выходу. Главное — чтобы меня не узнали. О том, что их подслушивали, они уже поняли. Мое имя должно остаться в тайне.
В такие минуты слух становится особенно острым, а глаза, кажется, способны видеть на триста шестьдесят градусов вокруг.
— Вот он! За ним! — даже их негромкая речь показалась мне раскатами грома.
Двое. Ашшур-дур-пания и неизвестный.
— Не дай ему уйти…
— Я все сделаю.
Но я уже нырнул в дверной проем и побежал длинной галереей, ведущей к центральному входу.
На малой дворцовой площади я оказался один как указующий перст: здесь пир закончился раньше, а столы убрали ради состязания борцов. Прикрыв лицо плащом, я обернулся, чтобы понять, где мои преследователи, и тут же увидел шестерых стражников, отправленных за мной вдогонку. Нас разделяли каких-нибудь пятьдесят саженей.
Я мог бы укрыться в одном из многочисленных тайников или ниш, которые были мне известны, — наверное, успел бы, — но побоялся, что это натолкнет моих врагов на ненужные размышления о том, кто узнал об их планах. Так поступил бы, скорее всего, человек, неплохо знающий дворец, тогда как любой другой бежал бы в город. Ведь куда легче спрятаться там, где ты хорошо знаешь местность. Мне надо было натолкнуть их на эту мысль, заставить думать, что я никто, случайный незадачливый прохожий, оказавшийся не в то время и не в том месте.