«Он сможет, у него получится. Кто-кто, а я умею разбираться в людях, — размышлял торговец, — в нем есть эта необузданная дикая сила, что так пугает обычных людей в скифах. Парень он живучий, сильный, широкая кость…»
О питомнике его брата ползла дурная слава. Рабы туда попадали за немалую плату, которую Шабаб брал с их хозяев. Через год, если раб оставался в живых, они получали назад бешеного пса, способного рвать людей зубами на части, который стоил огромных денег, так же как хороший табун лошадей.
Надежды Азери отчасти не оправдались: спустя две недели, к возвращению каравана в Мешту, Хатрас был по-прежнему слаб и едва вставал, хотя его жизни уже ничего не угрожало. Но хуже всего было то, что правая рука до сих пор висела как плеть.
Шабаб — высокий, крепкий, но немного сутулый моложавый пятидесятилетний мужчина с колючим взглядом — принялся придирчиво осматривать предлагаемый товар, заставил скифа оскалиться. Крепкие ровные зубы ему понравились, но в остальном состояние раба вызвало у него насмешку.
— И ты действительно рассчитываешь, что он окупится? Этот калека не продержится и трех дней.
— Его хранят сами боги, — упрямился младший брат.
— Как знаешь, как знаешь, — пожал плечами Шабаб. — Пять лошадей? Что ж, по рукам… Ну, а если уцелеет, вся прибыль твоя. По-родственному…
Дом Шабаба располагался на окраине города, среди убогих лачуг. Преимущество этого положения состояло в том, что он был первым на мощеной дороге, ведущей на вершину холма, где стояла цитадель наместника Мешты. Помимо жилых помещений, принадлежавших хозяину, за высоким забором прятались конюшни, кузня, несколько складов с товарами и бараки для рабов.
Ах, как же любил Шабаб, выйдя на верхнюю террасу дома, подолгу осматривать свои владения! Он был доволен плодами собственного труда и неимоверно горд собой; но иногда, спрашивая себя, чего ему удалось добиться в жизни, этот умный, честолюбивый, жестокий и страшный человек вдруг понимал, что достиг всего, чего хотел, и это пугало его. Он копил золото и серебро, очень скоро превзойдя в богатстве самого наместника, искал утешения в женской любви, пополняя свой гарем все более молодыми женами и наложницами, а однажды даже попробовал подобраться к трону. Тут он, впрочем, обжегся и едва не лишился головы, когда поддержал своим серебром одного из претендентов на царский престол, — как оказалось, не того, — и с тех пор стал сторониться борьбы за власть, в первую очередь руководствуясь чувством самосохранения. И было это почти десять лет назад. С трудом откупившись от врагов, жаждавших его крови, Шабаб внезапно для себя открыл новое увлечение. Он стал выращивать людей-убийц, так же, как растят крыс-убийц. С тех пор это дело занимало все его свободное время.
Как это ни странно, толчком к сему послужил его разговор с сыном, которому тогда было шесть лет. Провожая однажды своего Ширзада к тем, кто в качестве гарантий лояльности потребовал его отпрыска в заложники, Шабаб провел с ним в дороге весь день и всю ночь.
— Отец, кто из зверей самый сильный? Лев? — спросил Ширзад.
Шабаб задумался:
— Однажды я видел, как медведь безо всяких усилий разорвал надвое молодого льва.
— Значит, это медведь сильнее всех?
— Ты когда-нибудь видел слона? Он величиной с гору, и ему нет равных…
— Да, видел. Когда мы ходили купаться, сын стражника Азергуль нарисовал слона на песке. Это правда, что он может раздавить человека, как букашку? Значит, он сильнее всех?
— Как он может быть сильнее всех, если им легко управляет человек, который его приручил?
— Значит, самый сильный — это человек? А человек… кого он больше боится? Льва, медведя или слона? Кто из них самый страшный?
Тогда-то к нему и пришло осознание того, кто опаснее всего для человека… Шабаб понял это даже по тому, как сжался его родной сын, едва только услышав слова отца:
— Человек больше всего боится человека. Но страшнее любого зверя и человека тот из людей, кто хотя бы однажды питался человеческой плотью…
В том же году он купил у наместника заброшенную соляную шахту и сделал из нее питомник для нелюдей. За десять лет он продал из него всего две сотни рабов. Много ли он заработал? Да сущую малость, в сравнении с тем, что приносила ему торговля. Главным здесь было другое — ему доставляло истинное наслаждение наблюдать за драмой, разыгрывавшейся на его глазах… Как люди превращаются в зверей, как убивают друг друга за глоток крови, как умудряются выжить, когда это кажется абсолютно невозможным… даже за тем, как с опаской обращается со своим новым приобретением его владелец: это был тот удивительный случай, когда хозяин боялся посмотреть рабу в глаза, в то время как тот смотрел на него, словно видел перед собой сытный ужин.