Здоровяк схватил еврея в охапку и сдавил с такой силой, что изо рта у него пошла кровь, а глаза выкатились из орбит. Однако стоило евнуху выпустить тело, которое только что оставила жизнь, как его тут же окружили пятеро человек, до этого наблюдавшие за всем происходящим в отдалении, ни во что не вмешиваясь. И тогда победитель опустил голову, тихо по-звериному зарычал, и медленно отступил назад, поближе к стене. Один против пятерых он бы не выстоял.
Пятерка — самые сильные из тех, кто жил в этой норе, — приступила к трапезе не спеша и без лишней суеты. Сначала они по очереди выпили из убитого всю кровь, пока она не остыла, потом принялись разрывать внутренности, есть самые лакомые кусочки: сердце, почки, печень, легкие…
Сириец и скиф, прикрывая друг друга, между тем, осторожно отошли к стене, где на полу лежал всего один раб, с покалеченной ногой. Он встретил их настороженно, отполз в сторону, оскалился, но понять, была ли это улыбка или угроза, в темноте оказалось непросто.
Шабаб с азартом наблюдавший за схваткой, в которой погиб еврей, расстроился ее быстрому окончанию, стал собираться, напомнил охране о «корме» и направился к выходу. Он был уже около повозок, когда до него донеслись крики больных рабов, которых рвали на части и поедали заживо во второй норе. Подошел старший стражник и с радостными нотками в голосе доложил:
— В третьей норе остался всего один.
— Вот как? — удивился Шабаб. — Ты ведь говорил, что два дня назад их было там пятеро. И кто же это?
— Киммериец.
Шабаб усмехнулся:
— А ведь мой младший брат тоже решил сделать ставку на кочевника… Посмотрим… Посмотрим… А что это ты такой довольный? Ах да… Это ведь твой раб. Вот и отлично, у меня уже есть для него покупатель. Он давно ждал этого дня. Я пошлю за ним гонца.
— Далеко он живет? — поинтересовался стражник.
— В Ашшуре. Он управляющий в каком-то крупном имении… Потерпи еще немного. Ждал же ты как-то год…
Этим управляющим был ассириец по имени Ерен. Киммериец был его первым рабом-убийцей, которого он приобрел у Шабаба.
27
Весна 685 г. до н. э.
Столица Ассирии Ниневия
— Почему не начинают состязания на колесницах? — раздраженно спросил царь.
После того, как закончились скачки, Набу-дини-эпиша долго не шел к победителям, не торопился с вручением подарков и как никогда горячо приветствовал вавилонянина, пришедшего сегодня первым, в надежде зажечь сердце владыки собственным азартом. Словом, стал тянуть время, но, выходит, и тут просчитался. Услышав гневный окрик царя, наместник Ниневии не на шутку струхнул, низко поклонился и, пятясь, скрылся из виду, чтобы отдать нужные приказания.
О Нимроде старались не говорить, не вспоминать и даже не думать.
— Если Аракел победит, я сам выбью из него правду, — посмотрев на Хаву, присевшую у его ног, тихо сказал Син-аххе-риб.
Хава занервничала:
— А если нет? Неужели это снимет с него вину?
— Если нет… — царь улыбнулся, — а если нет, с ним поговоришь ты.
Зная, на какую жестокость способна его внучка, Син-аххе-риб вдруг расхохотался.
Этот смех был слышен всем, вызвал у его двора вздох облегчения, блуждающие, кроткие и слащавые улыбки, разговоры о том, что к царю вернулось хорошее расположение духа; сановники ожили, зашевелились, приготовились развлечься… И только Закуту, приближавшаяся в это время вместе с Ашариду к царской ложе, настороженно посмотрела на мужа.
Син-аххе-риб же обратился к Мар-Зайе. Благожелательно поманил к себе, доверительно перешел на шепот. Появившись на ипподроме, писец тотчас проследовал к царю, оттеснив наместников и сановников, у одних вызывая зависть, у других почтение.
Хава позвала Мар-Априма.
Министр, покосившись на царя, занятого разговором с Мар-Зайей, неуверенно подошел к принцессе, поклонился ей и приготовился выслушать, как подобает сановнику, с почтением. Хаве это не понравилось, она нетерпеливо потянула его к себе, припала к самому уху и стала о чем-то говорить, быстро и возбужденно.
Гонки на колесницах — главное блюдо праздника — начались под одобрительный гул и ликование толпы, звуки горна и бой барабанов. Отсутствие Нимрода — почти обязательного победителя нескольких последних состязаний — стало причиной многочисленных пересудов среди зрителей, вызвало удивление и вполне понятное расстройство. Когда же штандарт Син-аххе-риба вообще не появился на ипподроме, любители делать ставки пришли в полное замешательство, ведь если в поединке между Нимродом и Аракелом трудно было выявить победителя, то теперь его имя все знали наперед.