Впрочем, остальные участники с этим едва бы согласились. Из двадцати повозок, отправившихся со старта, основными претендентами на главный приз, который по обычаю вручал царь, после первого круга были четверо: колесничие глашатая Шульмубэла и первого министра Мардук-нацира, конечно, Аракел и АбиРама.
Появление на ипподроме наместника в качестве возничего стало причиной всеобщего безудержного веселья. И не потому, что участие сановника в подобных соревнованиях как-то компрометировало его, отнюдь нет — даже царь порой не гнушался подобных попыток, несмотря на то, что не всегда приходил к финишу первым, — а потому что АбиРама слишком выделялся среди всех участников своей могучей фигурой. Непропорционально большая голова при полном отсутствии шеи, мощный торс и покатые плечи, а еще — толстые руки и ноги делали его похожим на бегемота. И, наверное, он был таким же толстокожим, поскольку никак не реагировал на едкие замечания и издевки, доносившиеся с трибун:
«Возьми себе еще парочку колесниц! Одной тебя с места не сдвинешь!»
«Пускай он лучше впряжет табун лошадей!»
«Лошади его не потянут, ему только на волах ездить!»
И только некоторые из зрителей увидели в нем участника, способного поспорить с Аракелом: принцесса Шаммурат, чьей руки добивался наместник, — потому что желала его победы всем сердцем, да еще Саси, который прекрасно разбирался не только в людях, но и в лошадях. Еще до старта, увидев, как Зерибни, наместник Руцапу, отправляет своего слугу с мешочком золота к одному из тамкаров, принимавших ставки, министр заметил:
— Нет, нет… Аракел сегодня не победит…
— Нет? Тогда кто же? — не поверил Зерибни. — И почему?
— Он до смерти напуган исчезновением Нимрода… К тому же, — Саси посмотрел на мрачное лицо царя, — Сегодня боги не благоволят к нему… Ставь все золото на Аби-Раму. Его лошади превосходны, и где он их только взял…
— Ты шутишь? Это безумие! Уж лучше я поставлю на колесничего Шульмубэла…
После первого круга Саси вынужден был признать, что у Зерибни есть чутье: первым шел именно колесничий царского глашатая, немного отставал от него колесничий первого министра. Повозки Аракела и Аби-Рамы шли вровень, сохраняя третью позицию.
Син-аххе-риб, большой ценитель колесничных гонок, к этому времени стал все чаще поглядывать на ипподром, на скулах заиграли желваки, что нередко бывало с ним в минуты сильного волнения, глаза заблестели. Теперь он больше всего хотел, чтобы в этих состязаниях победил кто угодно, только не колесничий Закуту. В царе заговорило чувство противоречия: если не Нимрод, тогда и не Аракел…
О Мар-Зайе царь уже позабыл, и писец смиренно отступил в сторону. К нему тут же подошел Табшар-Ашшур, стал что-то нашептывать, в чем-то пытался убеждать.
Царица наконец заняла место подле своего супруга и пригласила Ашариду присесть у ее ног.
Ашшур-дур-пания подал сигнал виночерпиям: амфора почти пуста. Царь и нервничал, и злился, входил в азарт, а это означало, что он будет требовать все больше и больше вина.
За спиной кравчего встал Бальтазар, произнес:
— Ты меня искал.
— Да, — едва слышно ответил тот. — Подозрения могут пасть на моего племянника, этого надо избежать.
— Поздно, — так же тихо ответил Бальтазар. — Все указывает против него. Да и царь уверен в его виновности. А он жаждет отмщения за своего колесничего…
Ашшур-дур-пания задумался. Аракел был родной кровью — старшим сыном его единственной сестры, его любила Закуту, он мог принести пользу…
— Что ты еще выяснил?
Что мог сказать Бальтазар? Что, вероятнее всего, их подслушивал Мар-Зайя, а не Нимрод, поскольку второй не мог быть одновременно и во дворце, и на улице Бродячих псов; что эти двое, возможно, сообщники; или о том, что все это ошибка, ведь Дрек тоже мог солгать, разве можно кому верить; но стражник точно знал одно: все то время, когда он смотрел на царскую ложу, рядом с Син-аххе-рибом постоянно находился его писец, и поэтому сказал:
— Конюший Нимрода видел, как его господин пытался спастись бегством из дворца, когда за ним гналась стража.
— Мы можем обвинить в убийстве Мар-Зайю?
— Не уверен. Если я начну расследование, всплывут наши имена. Как мы объясним, почему гнались за Нимродом? К тому же перед смертью он успел упомянуть твое имя. А если Аракел не сознается под пытками, Арад-бел-ит, вернувшись в Ниневию, начнет копать глубже…
— Ты хочешь принести моего племянника в жертву? — нисколько не смутившись своей догадки, спокойно спросил Ашшур-дур-пания. — Тогда тень падет и на меня.