— Я думала, ты покажешь мне письмо, — отвечает она. Ей не нравится, что письмо отправили, а она не прочитала, что в нем написано. Как будто Мерлашка отняла у нее что-то принадлежащее только ей.
— Я послала своего за доктором, он и письмо захватил, чтобы Иван быстрее получил, — пытается оправдаться Мерлашка.
— За доктором? — Она вопросительно смотрит на Мерлашку.
— Он велел послать за ним, если вам станет хуже.
— Но ведь мне не хуже, — раздраженно возражает она.
— Ну и хорошо. Но доктор не помешает. Я думаю, доходы с Кнезова еще позволяют заплатить доктору и за лекарства, если он их пропишет.
При последних словах Мерлашка язвительно улыбается, ведь она знает, стоит затронуть честь Кнезова, и она перестанет ворчать. И Кнезовка в самом деле замолкает. Чтобы Кнезовы не могли заплатить несколько грошей за лекарства, нет, до этого еще не дошло. Трех докторов может позвать эта глупая Мерлашка, не то что одного.
Врач приезжает только в середине дня. Вначале она слышит гуденье автомобиля, потом голоса, какой-то шум в сенях и кухне, и, наконец, открывается дверь. Входит Мерлашка, следом за ней врач, она словно показывает ему, куда идти, хотя он столько раз бывал у них, что мог бы гулять по дому, закрыв глаза. Он приезжал к Тинче, потом к Мартину, теперь и до нее дошла очередь, он у нее уже третий раз. Старый, но нежеланный гость. Кто хочет, чтобы в дом пришел доктор? Никто.
— Как дела, матушка? — спрашивает врач, положив на стол свою сумку.
— Откуда же я знаю? — отвечает Кнезовка. — Она говорит, что мне хуже, — улыбаясь, кивает она в сторону Мерлашки. — А я не чувствую, что мне хуже. Только вот ноги не хотят меня носить. Когда я сегодня утром встала, передо мной все закачалось, как будто кто выдернул из-под ног пол. Я так и упала. Потом уж меня Мерлашка подобрала. Наверно, это от лежания, ведь не зря говорят, что кровать больше изнуряет, чем болезнь. — И вопросительно смотрит на врача.
— В какой-то степени виновато и лежание, — подтверждает он. — А в общем, посмотрим.
Он ощупывает запястье, чтобы найти пульс. Потом дает градусник, чтобы она сама поставила под мышку. Пока ждут, когда ртуть в термометре поднимется, молча смотрят по сторонам, врач оглядывает комнату, Мерлашка глядит в окно, скорей всего, на свой дом. Ей хочется что-нибудь сказать, спросить, но она не решается. Из-за градусника под мышкой она даже пошевелиться боится.
Когда врач смотрит на термометр, лоб у него хмурится, похоже, ему что-то не нравится, но он ничего не говорит. Он вынимает из сумки ту странную трубочку, которой Кнезовка так боится еще с прошлого раза. Ей неловко, что он прикасается к ее обнаженной груди, как будто раздел ее догола, так ей кажется. Легкий румянец окрашивает ее щеки. Но она покорно отдаст себя в руки врача и так же стерпела бы, если бы он и в самом деле ее раздел, только потом, наверно, умерла бы от стыда. И что он слышит через эту трубочку? — мелькает у нее мысль. Она дышит так, как велит доктор, глубоко, потом задерживает дыхание и снова глубоко. Когда она втягивает воздух, в груди становится больно.
— Небольшое воспаление легких, — говорит врач, спрятав трубочку в сумку.
— Воспаление легких? — удивляется Мерлашка. — Где это она могла простудиться, если все время в кровати. Топлю я достаточно. И окон никогда не открываю до тех пор, пока, хорошенько не укутаю ее. Ведь правда, мамаша?
Она такая взволнованная, словно доктор обвиняет ее в этом воспалении легких.
— У старых людей воспаление легких бывает и от лежания, — говорит врач. — Вам нужно было бы побольше двигаться, матушка.
— Да ведь я и двигалась, пока могла. Вставала, в уборную ходила, иногда на кухню, иногда по комнате, к окну. А последние дни и правда все дремала в постели. А когда сегодня утром встала… да ведь я вам уже сказала…
— Вовсе не обязательно вставать с постели, если не можете. Но сидеть было бы лучше, чем постоянно лежать. Нужно по несколько раз в день садиться в кровати и сидеть по полчаса, разумеется, надо хорошо одеться и сверху что-нибудь накинуть.
Он снова открывает сумку. На этот раз вынимает из нее стеклянный шприц, с которым она познакомилась еще три года назад. Тогда у нее тоже было воспаление легких. Доктор уколол ее в руку этой иглой. Было больно, но зато помогло: уже через неделю она была почти здорова. И все-таки она боится этой блестящей иголки. Когда доктор берет ее за руку, чтобы вытереть кожу ваткой, у нее по всему телу проходит дрожь, на лбу выступает холодный пот. Она зажмуривается. Острый укол — значит, игла вонзилась в мясо, а конца все нет, ей кажется, доктор невероятно долго впрыскивает лекарство в кровь.