Потом я почти все время думала только об Иване. Оказавшись с глазу на глаз с Мартином, я спросила его:
— А Ивану ты сообщил, что у него умер брат?
— А куда я ему сообщу? — холодно возразил он.
Я вспомнила, что Иван действительно не оставил своего адреса. Он, конечно, писал, на рождество и на Новый год, на мои именины, но посылал только открытки и к приветам и поздравлениям никогда не приписывал адреса. Мы знали о нем только то, что живет он в Любляне, учится и служит в каком-то министерстве, и все. Поэтому слова Мартина не могли меня задеть, меня задела холодность, с которой он их произнес. Ему все равно, приедет Иван на похороны или нет, возможно, ему было бы приятнее, если бы не приехал, мелькнуло у меня. Он никак не может ему простить, что тот не выполнил его воли, не захотел поступить в семинарию, снова поняла я. Сама я уже давно его простила. Да нет, ведь мне нечего было ему прощать. Я никогда не обижалась на его решение так сильно, чтобы сердиться на него, чтобы не хотеть его видеть, как он, Мартин. Конечно, я хотела, чтобы он выполнил наше желание, но если мальчик не мог… Любить я его из-за этого не переставала. Я любила всех своих детей, любила и Ивана. Правда, тогда я любила его не так, как других, нет, я его любила так же, как и других, только не могла высказать своей любви, мы слишком мало были вместе. Иван был дома меньше других детей, уже в двенадцать лет мы отдали его учиться в городскую школу. Он приезжал домой только на каникулы, а в войну его и в каникулы не было. Так моя любовь к Ивану будто бы покрылась какой-то коркой или чем другим. Иногда я даже забывала, что у меня есть еще один сын. Но под этой коркой была любовь, такая же горячая, как и к остальным. Внезапно корка лопнула, растаяла, и любовь захлестнула меня. Как будто у меня остался один только Иван, только его я и могу прижать к своему сердцу. Тогда я чувствовала свою любовь сквозь горькую боль: Ивана не будет, даже на похоронах не будет. А Мартину все равно, ему даже лучше, если его не будет. Иначе бы он нашел, как придумать сообщить ему, что Тинче умер. И вот бедный мальчик даже не знает об этом.
Потом мне стало казаться, что и люди думают только об Иване. Два или три раза я уловила, что у Ленки спрашивали (меня никто ни о чем не спрашивал, в те дни со мной обращались как с больным ребенком): «А Ивана на похоронах не будет?» «Откуда я знаю, может, и не будет», — отвечала им Ленка. Позже я услышала, что люди и между собой разговаривали об этом. «А Иван не приехал, даже на похороны не приехал». — «Я бы не могла так, как бы ни поссорилась с домашними, а на похороны к брату все равно приехала бы». Ой, какой болью отзывались во мне эти слова!
Но Иван все-таки приехал. Люди, те, кто нес венки, выстроились перед гробом, священники прочитали молитвы, уже подняли гроб на плечи, когда Ленка шепнула мне:
— Иван приехал.
Но даже если бы Ленка не шепнула мне, я бы все равно знала: случилось что-то особенное; в этот момент все люди отвернулись от гроба и священников и стали смотреть на дорогу. Тогда я и увидела Ивана, словно он из какого-то тумана появился.
Так как процессия уже тронулась и священники запели молитвы, Иван не мог ни с кем поздороваться, никому подать руку, даже мне. Он молча стал рядом со мной. Позже, когда мы уже шли, он стал поддерживать меня под руку, видно, угадал, насколько слабы у меня ноги. И на кладбище, возле могилы, когда у меня все тело тряслось от судорожных рыданий, он поддерживал меня. А я, несмотря на скорбь, волнение и слезы, всю дорогу от дома до могилы твердила про себя: господи, главное, что он приехал, что он все-таки приехал.
Иван попытался оправдать свой поздний приезд, когда мы уже сидели на поминках.
— Я не мог приехать раньше, только сегодня утром узнал, что Тинче умер, — сказал он.
— Мы не знали, куда тебе сообщить, — холодно ответил ему отец.
Иван опустил глаза. Молчание прервала Ленка:
— А как же ты узнал?
— Мне сказал Тине Поднебшеков из нижней деревни, — объяснил Иван. — Мне повезло: я рано утром встретил его на улице. «А разве ты не поехал домой?» — удивился он. «А зачем мне ехать?» — спросил я его. «Разве ты не знаешь, что Тинче умер? — еще больше удивился он. И добавил: — Сегодня после полудня похороны». К счастью, мне удалось попасть на утренний поезд.