Она снова закрывает глаза. Их и правда жжет, наверно, из-за болезни, которая в ней засела.
6
Она снова слышит скрип двери и шаги, которые приближаются к постели.
— Ты уже согрел чай? — спрашивает она, не открывая глаз. Их все еще жжет, потому лучше держать их закрытыми.
— Нет, я сварила куриный бульон, он вам всегда нравился, — нельзя же вам сидеть на одном чае, — неожиданно раздается в ответ.
На этот раз ее глаза невольно открываются.
— А, это ты, — говорит она, увидев Мерлашку. — А где же Иван?
— Иван? — удивленно тянет Мерлашка.
— Иван, — повторяет Кнезовка. — Он только что был тут. Я сказала, чтобы он поел, а для меня согрел твой чай. Ведь он оставался в кастрюльке, да?
— Иван? — все еще удивляется Мерлашка. — Я его не видела и не слышала. Когда это он приехал, что не попался мне на глаза? Странно, его и ребятишки не заметили, они бы мне сказали.
Теперь и Кнезовка удивляется. И вдруг ее охватывает тоскливое чувство, отчего — она и сама не знает. Удивление и тоска застилают ее взгляд.
— Пойду посмотрю, нет ли его во дворе, — говорит Мерлашка, больше из-за этого взгляда, чем из-за надежды найти Ивана. Через несколько минут она возвращается. — Нет его, нигде нет, — говорит она. — Я же сказала, заметила бы я его или дети бы его увидели. Наверно, это вам опять привиделось. Жар у вас, сны и кажутся явью. Когда я последний раз болела гриппом и меня лихорадило, я во сне всю свою жизнь видела.
— Может, мне и впрямь приснилось. — Кнезовка делает вид, что соглашается. А про себя думает: «Нет, это не сон, сны такими ясными не бывают. Я говорила с Иваном. Ну зачем бы он приходил меня навещать, как те, умершие? Не случилось ли с ним чего? Что, если это было видение?» Пробудившаяся в ней тоска еще сильнее сжимает сердце.
Видение? Нет, это не видение, видения так не являются, мысленно говорит она. Все более сильная тоска охватывает ее. Теперь присутствие Мерлашки даже радует ее; будь она одна, ей было бы совсем плохо.
— Бульон, говоришь, сварила? — спрашивает. — А какую курицу зарезала?
— Да эту пеструшку с белым пятном.
— Ее? — сердито возмущается Кнезовка. — Да ведь она лучшая несушка. И молодая, всего два года. А ты ее зарезала.
— Что же мне было резать — старого петуха? — защищается Мерлашка. Варила бы его полдня, и все равно ничего бы не получилось. Такое разве что для кошки сгодится, а не для человека. Вам нужно молодое, мягкое мясо, чтобы вас подкрепить. Врач велел больше есть, чаем на ноги не поставишь. «Если будет побольше есть, скоро поправится, а иначе болезнь не выгонишь», — сказал он.
Кнезовка вопрошающе смотрит на нее. Врач на самом деле так сказал или она сама выдумала? Что-нибудь, наверное, сказал, но не это. Она хорошо помнит, как он сказал: «Она просто уснет». Говорил он тихо, но она услышала. Все у нее сдает, а вот слух в порядке. Странное дело, говорят, будто у старых людей прежде всего появляется глухота.
Кнезовка хочет умыться перед обедом. Мерлашка помогает ей подняться с постели и дойти до кухни.
— Не могу же я так есть, у меня руки прямо липкие от грязи, — говорит Кнезовка. — Нет, я сама, — недовольно отказывается она, когда Мерлашка хочет ей помочь. — Поищи лучше, чем мне вытереться, — говорит она.
— Если б знала, что вы будете разгуливать по кухне, накрыла бы обед прямо здесь, — сердито ворчит Мерлашка, пока ищет полотенце.
— Да ведь я недолго буду разгуливать, только приведу себя в порядок, — примирительно отвечает Кнезовка.
Они возвращаются в комнату, и Мерлашка поправляет подушку, натягивает и разглаживает простыни, потом помогает Кнезовке лечь в постель. Под спину подкладывает большие подушки, накидывает ей на плечи шаль, потом разворачивает на одеяле белую салфетку. Протянув руку к кастрюльке с бульоном, она чувствует, что та холодная.
— Ну вот, пока мы разгуливали туда-сюда, бульон совсем остыл, придется погреть еще раз, — говорит она.
— Погрей, спешить ведь некуда, — отвечает Кнезовка. Оставшись одна, она мысленно возвращается к Ивану. Нет, это был не сон, говорит она себе. Я на самом деле говорила с ним. Боже мой, неужели с ним что-нибудь случилось?!
Мерлашка вскоре возвращается.
— Теперь бульон теплый, думаю, в самый раз.
— К бульону хороши гречневые клецки, — говорит Кнезовка, не потому, что ей их действительно хочется, а для того, чтобы словами отогнать тоску, вновь охватившую ее при мысли об Иване. Стоило ей упомянуть клецки, как в памяти возникает образ не только Ивана, но и Тоне. Ой, как он любил клецки, а больше всего — гречневые. По правде сказать, они все любили гречневые клецки, и Иван тоже, но Тоне с ними расправлялся, как волк.