«Милка уже сговорена с другим… С Рожмановым из Костаневицы», — нерешительно сказал Крошель, пряча свои глаза от моего взгляда. А Крошлевка сгорбилась, словно само несчастье. «Ты не должен на нее сердиться, я же тебе сказала, она еще молода и…» — снова повторила Крошлевка.
Не знаю, что еще она хотела сказать, но ей не хватило голоса, да я и не все ее слова понимал. То, что они сказали, было для меня таким неожиданным, что я потерял голову. Я не знал, что ответить. Просто таращил на них глаза. Сговорена с другим, с Рожмановым из Костаневицы, стучала во мне мысль. И я вспомнил, ведь они сказали мне, что Милка ушла в Костаневицу. «Потому-то Милка и пошла в Костаневицу — навестить жениха», — язвительно сказал я и попытался улыбнуться, тоже язвительно.
Им стало совсем неловко. «Он не живет в Костаневице, — возразил Крошель. — В Целье он живет, директор гостиницы и того трактира, что при ней».
О чем мы еще говорили, не знаю. В голове у меня был такой сумбур, что я едва осознавал происходящее. Но все же я владел собой и не сказал им ничего плохого, но оскорбил их. Это бы мне и не помогло, только бы унизило. Но и оставаться дальше у них, и пить их вино было бы неправильно. Я с удовольствием заплатил бы им за то вино, которое выпил у них, если бы это было пристойно и не говорило об обиде. Я не хотел, чтобы они думали: он обижен; чтобы видели, как мне плохо, как потряс меня ее отказ. Поэтому я попрощался с ними спокойно, кажется, уходя, даже пожал им руки.
Он умолкает. Она тоже молчит. Они сидят — каждый на своем углу стола, каждый погружен в свои мысли. Видимо, рассказ утомил Ивана, ведь он утомил даже ее, а она только слушала. Оба кажутся усталыми. И еще такими, как будто завтра же их лишат земли и выгонят скитаться по свету, как будто кров над головою уже не принадлежит им.
Молчание тянется до бесконечности. До оцепенения. Прошло много-много времени, прежде чем Иван зашевелился, ей показалось, он хочет уйти. Она взяла его за руку.
— А теперь? — тихо, но напряженно спрашивает она.
Она со страхом ждет, что он ответит. Мартин бы сказал: «Женщин, что ли, не хватает. На каждый палец по пять». На Мартина она сердилась, когда он так говорил. На Ивана не рассердилась бы. Она хочет, чтоб он так сказал. Только Иван не Мартин, ох, почему он не Мартин?
— Ничего, — тихо отвечает Иван. — К Крошлевым я больше не пойду, об этом вы и сами могли догадаться.
— Конечно, не пойдешь, — тихо подтверждает она. Но спрашивала она его не об этом, ей хочется узнать о том, что больше всего томило ее, пока он рассказывал; что́ он сделает, раз помолвка с Милкой расторгнута: будет искать другую? Без хозяйки на Кнезове не обойтись, в любом крестьянском хозяйстве не обойдешься. Хозяйка нужна крестьянину больше, чем жена. А для Ивана, наверно, жена. Из его рассказа она поняла, в Милке он прежде всего видел жену, он, может быть, даже бросил бы Кнезово, если бы получил Милку. Что он теперь сделает?
Иван молчит. Если бы она могла проникнуть в его мысли! Скорей всего, он и сам не знает, как поступит. Сегодня еще не знает. А завтра?
Не получив ответа, она сама превращается в Мартина.
— Эх, ведь не одна Милка на белом свете, — говорит она. — Девушек, что ли, не хватает? Найдется и для тебя.
Он смотрит на нее как-то странно, почти с болью. Но слов сразу найти не может. И только после длительного молчания говорит — ей кажется, скорее себе, чем ей:
— Такой, какую мне хочется, не найдется, по крайней мере для Кнезова не найдется, а любой я не могу взять. Не ехать же за невестой в Боснию, — горько добавляет он.
— В Боснию? — Она не понимает, что он хотел этим сказать.
— Сейчас деревенские парни ездят туда за невестами, — пояснил Иван с жалкой усмешкой. — Наши девушки не хотят замуж в деревню, даже те, что из горных деревень. В Бркини на Приморье у меня есть приятель, мы с партизанских времен знакомы, так он ездил в Боснию за невестой, потому что в родных краях жены найти не смог. Теперь у него трое детей. Но я бы так не мог. И так, как вы с отцом, тоже не мог бы. Ведь до того, как он приехал свататься, вы даже знакомы не были.
— Тогда было иначе, — тихо отвечает она.
Сколько выходило замуж так, как я, мелькает у нее в мыслях. Как Мартин узнал о ней, она до сих пор не знает, никогда его не спрашивала. Наверно, от какой-нибудь разносчицы. Она же потом носила письма от Мартина к ее родителям, пока не сговорились, и Мартин смог приехать, чтобы посватать ее. Ей, разумеется, никто ничего не сказал. Только в день сватовства мать после обеда сказала ей, чтобы она получше оделась, мол, у них будут гости. Но и тогда ей не сказали, что это за гости. Когда приехал Мартин, они поговорили с ним наедине и только потом позвали ее, чтобы и она дала свое согласие. Она не решилась сказать «нет».