— Почему не можешь? Ты заболел?
Она снова смотрит на его лицо. Он действительно похож на больного, на очень больного. Иисусе, этого еще не хватало.
— Я понесу тебя, если ты не можешь идти, — говорит она. — До дома-то я тебя донесу, ты же говоришь, это недалеко.
— Нет, мама, нет, — испуганно возражает Иван. — Я не заслуживаю вашей любви и ваших забот. Идите одна. Идите поскорее, чтобы Кнезово не было таким одиноким.
— Без тебя я никуда не пойду, — решительно отвечает она.
— Я больше не могу, мама, поверьте мне, не могу, — говорит он безнадежным топом.
— Знаю, что не можешь, — тихо отвечает она.
И вот она смотрит ему вслед, когда он, сломленный и несчастный, спускается по тропинке, ведущей в нижнюю деревню. Сама она стоит на пороге и не сводит с него взгляда до тех пор, пока он окончательно не скрывается из виду. Ей хочется позвать его, чтоб он вернулся. Она открывает рот, но не может выдавить из себя ни звука. Осталась одна, совсем одна. Мрак обступает ее, густой, непроницаемый мрак.
Когда она вновь открывает глаза и удивленно озирается вокруг, понимает, что лежит в своей комнате, в своей постели.
Я спала, догадывается она. Но тело не кажется ей отдохнувшим, каким должно было быть после крепкого сна, тяжелая усталость разливается по нему, она чувствует ее каждой клеточкой; больше всего утомлены глаза. Они снова закрываются. Так бы все и дремала или спала. Только бы Мерлашка не разбудила ее слишком рано, для нее полезнее всего, когда вокруг тихо и спокойно.
Дремлет. Потом она слышит из кухни какой-то шум. Неужели Мерлашка и впрямь начала свою возню? Ведь еще темно. Какой-то разговор доносится до нее. С кем это баба разговаривает? Кто мог прийти в такое раннее время? Сюда и днем-то заходят редко. Кто еще помнит о Кнезовке, об этой старой усталой крестьянке? Все позабыли о ней, даже Иван и Ленка.
Ленка! Может быть, это Ленка, рождается у нее догадка. Ведь она была здесь. Я разговаривала с ней, рассказывала про Ивана. А потом она вдруг исчезла, бог знает куда. Мерлашка бы сказала, что мне приснилось, а сама разговаривает с ней.
Стукнула ручка двери, заскрипели петли. Ей кажется, она видит, как медленно открывается дверь. Потом слышит шаги, даже не шаги, а скрип рассохшихся половиц. Скорее всего, Ленка боится разбудить ее, поэтому и ступает так легонько, на цыпочках. Именно поэтому она и знает, что это Ленка, а не Мерлашка. Та всегда так врывается в комнату, что доски громыхают у нее под ногами. Уж сколько раз Кнезовка хотела попросить ее, чтобы она ступала полегче, а то ее шаги бьют по голове, как палка. Но всегда прикусывала язык, боялась, что та обидится.
Она не хочет притворяться, будто спит, по правде говоря, глаза ее сами открываются, а на губах появляется легкая улыбка.
— Ленка! А я думала, ты уже уехала.
И тут она с удивлением замечает, что это не Ленка, а незнакомая женщина стоит возле ее постели. Она смотрит на нее долго и напряженно, как будто желая по ее лицу понять, зачем к ней пришла эта незнакомая женщина. Теперь ей начинает казаться, что женщина не так незнакома ей, как почудилось с первого взгляда, что она, пожалуй, уже видела ее. Лицо у нее скорее детское, чем женское, с нежной бледной кожей, глаза с теплым отливом, но вроде бы смущенные и печальные, фигура у нее тоже не подходящая для зрелой женщины, она тонкая и хрупкая, такую только тронь пальцем, она и сломается. И правда, она когда-то уже видела эту женщину-ребенка, а может, носит ее облик в сердце, бог знает почему и бог знает откуда.
— Вы меня не узнаете, мама?
Голос и слова подтверждают, что эта женщина ближе ей, чем она в первый момент подумала.
— Мне кажется, я вас знаю, — нерешительно отвечает она, немного запинаясь. — Вы жена Ивана.
— Я действительно его жена, — отвечает женщина и усмехается. И сразу же становится серьезной. — Тогда что же вы говорите мне «вы»? — спрашивает она. — Я ваша невестка, ваша дочь Марта.
— Марта? — вопрошающе повторяет она ее имя. — Видишь, я даже не знала, как тебя зовут, — продолжает она. — Я узнала тебя скорее сердцем, чем глазами. Иван привозил тебя домой всего один раз, да и тогда вы только показались, отдохнуть и то не успели. Не знаю, сказали ли мы друг другу что-нибудь, кроме «здравствуйте» и «до свидания», в лучшем случае несколько слов о погоде. Что же странного, что мне пришлось призвать на помощь сердце, чтобы узнать тебя.
Она умолкает. Марта тоже молчит, не знает, что ответить на упрек. Похоже, она в замешательстве. Или эта растерянность на ее лице и в глазах не замешательство, а что-то другое, более глубокое.