— Да и сам Иван так редко появляется дома, что я с трудом узнаю его, когда приезжает, — продолжает она свои упреки. — Не знаю, чем я перед ним провинилась, что он забывает обо мне, — вздыхает она. — Я все дни и ночи думаю о нем, а его нет как нет.
— Он боится приехать, — сказала Марта так тихо, что она едва расслышала ее голос.
— Боится? — удивляется она. — Кого и почему он боится?
— Потому что бросил Кнезово… И вас, — говорит Марта тем же тихим голосом, что и раньше.
— Выходит, он меня боится? — спрашивает.
— Вас, — говорит Марта еще тише, чем раньше, почти шепотом.
От этих слов у нее больно сжимается сердце. Дети никогда не боялись ее. А она никогда не относилась к ним так, чтобы им приходилось ее бояться. При необходимости она всегда помогала им, защищала их даже от Мартина, отца, заступалась за них перед ним. Она готова была взять на свои плечи все их трудности и тяготы, а Ивановы — особенно. А теперь — на тебе.
— Боится меня, своей матери? — вырывается у нее словно крик боли.
— Он говорит, что вы его прокляли.
Она бледнеет, сердце у нее останавливается. Причиняло ли ей что-нибудь такую боль, как эти слова? Чтобы она прокляла собственного ребенка и чтобы Иван сказал такое? На какой-то миг ей захотелось и в самом деле проклясть его, проклясть за эти несправедливые, неслыханные слова. Но этот миг был короче, чем удар сердца. Она снова видит его перед собой, его измученное лицо во время прощанья. «Я больше не мог, мама». — «Знаю, что не мог». И она видит, как он идет по тропинке, согнувшийся, словно от смертельной усталости. Ей тогда пришло в голову: да ведь он не сбросил с себя даже малой толики бремени, целиком уносит его с собой. Теперь она узнала, что он действительно унес его с собой и до сих пор носит на своих плечах. «Говорит, что вы его прокляли». Бедный мальчик. Если бы она могла, поспешила бы в далекую Любляну, чтобы в ту же минуту оказаться рядом с ним. Склонилась бы к нему, погладила ладонью по лбу, как в детские годы, когда он болел и у него был жар, чтобы ее холодная ладонь впитала хотя бы часть его боли. Бедный мальчик, что бы только она не сделала для него, чтобы облегчить бремя, которое сама возложила на его плечи, уговорив принять Кнезово.
— Не говори так, — обращается она к невестке. — Чтоб я прокляла собственного сына? Ивана! Да как бы я могла это сделать? Ведь парень ни в чем не виноват. Он больше не смог. Он был таким одиноким. Если…
У нее на языке так и вертелось имя Милки; рассказать бы Марте, что Милка не хотела на Кнезово, потому что стремилась стать барыней. Что Иван взял Кнезово, потому что надеялся: Милка будет ему помогать. Потом ей подумалось: пожалуй, лучше ничего не рассказывать о Милке. Может быть, это заденет Марту, ведь все-таки она жена Ивана. Бог знает, говорил ли ей Иван о Милке. Скорее всего, нет, о таких вещах мужчины предпочитают молчать, скрывать. Глядишь, она бы еще поссорила их, если бы сказала.
Внезапно ее осеняет новая мысль. Теперь Иван может вернуться в Кнезово, он женат. Ведь теперь он не один.
Она снова принимается рассматривать невестку. Фарфор, а не женщина, тот тонкий фарфор, который даже в руки взять не решаешься. Как такой прижиться в Кнезове, на земле? Даже если бы она была обучена крестьянским делам, все равно не смогла бы ими заниматься, надорвалась бы. Но ведь Иван не Мартин, который искал в первую очередь работницу и хозяйку, когда приехал за ней туда, под Горьянцы. А Иван уже в Милке видел женщину, жену, которая поддержит его не столько работой, сколько сердцем и душой, чтобы он не был одинок, чтобы время от времени мог поговорить с ней. Когда он был в хозяйстве один, работал за двоих. Будь рядом с ним кто-то, он бы и за троих выдюжил. Она его знает. И она бы помогала, ведь она еще не такая старая и никудышная, вот только простуда засела в ней, но весеннее солнышко ее прогонит. Утряслось бы, все утряслось бы. Только бы Иван захотел вернуться. Если бы Марта согласилась жить в деревне. Может, она такая, как Милка, барыня…
— А ты бы не хотела приехать в Кнезово? — после долгих размышлений спрашивает она робко, почти с дрожью в голосе.
Марта вопрошающе смотрит на нее.
— Что вы этим хотите сказать? — спрашивает она, как будто и в самом деле не понимает, чего она хочет. Но по ее лицу Кнезовка видит, она поняла.
— Ну, чтобы вы с Иваном переселились сюда, в родной дом, чтобы Иван снова взялся за хозяйство. Теперь, когда у него есть ты, ему не было бы так одиноко. — И она долго, не отрываясь, смотрит на невестку.
Марта отвечает не сразу. Ее взгляд блуждает где-то по комнате. Потом устремляется в окно, а когда она снова смотрит на нее, Кнезовке кажется, что глаза у нее влажные, один бог знает почему.