Голос Марты вздрагивает. А в ней все застывает: сердце, кровь в жилах, лицо. Она чувствует в себе Мартина. Вспоминает, как застыло у него лицо, когда Ленка и ее муж отказали в его просьбе отдать ему одного из сыновей для Кнезова, как он переменился. Едва не указал им на дверь. А Ленка была его любимицей, но с тех пор он даже слышать о ней не хотел. Что бы сделал сейчас Мартин в ответ на эти слова? Она отказывает даже в тех детях, которые никогда не родятся. Что сделал бы Мартин, то должна сделать и она.
И она выпускает руку Марты, отталкивает ее от себя.
— Зачем же ты приехала, если так думаешь? — говорит она жестко, резко. Она даже взглядом готова ее пронзить.
— Иван меня послал, он болен, — сокрушенно отвечает Марта.
Все забыто в один момент.
— Иисусе, болен! — восклицает она и испуганно смотрит на невестку. А та сжимается в комочек; тело ее содрогается от тихих судорожных рыданий. Она и сама готова зарыдать, облегчить рыданиями свою боль, но не может плакать, в глазах нет слез, они давят на грудь, душат ее. Господи, еще это, еще это, бьется в ней. Тоне, Пепче, Тинче, а теперь Иван. Всех она похоронит раньше, чем ее отнесут к последнему пристанищу! О боже! Она вспоминает, как ночь за ночью сидела возле Тинче, когда он задыхался от кашля и смерть протягивала к нему свою костистую руку. Вспоминает Мартина, который останавливался под дверью, не решаясь войти к больному.
— Когда он заболел? — спрашивает она, немного придя в себя. А голос такой, что даже сама не узнала бы, подумала бы, спросил кто-то другой.
— Не знаю, — отрешенно отвечает Марта. — Мне кажется, он был болен все время, с тех пор, как мы познакомились. Носит в себе какую-то боль.
О боже! Она снова видит его — согнувшийся, измученный, бредет он по тропинке от дома. Да ведь такой он даже до нижней деревни не дойдет, подумала она тогда.
— А что говорит врач, ты ведь вызывала? — спрашивает она.
— Вызывала. Выписал какие-то лекарства, но сказал, что от этой болезни нет лекарства, что это не такая болезнь, которую можно вылечить лекарствами.
— Он лежит?
— Раньше не лежал, даже ходил на службу. Слег всего неделю назад. Теперь лежит.
— Почему вы мне не написали? — готова рассердиться она. — А тебе надо быть при нем. Как ты можешь оставить его одного?
— Утром, когда он проснется, я уже буду дома, я ведь к вам на ночь. Я должна была, Иван только о вас и говорит, ему хочется увидеть вас.
— Я поеду с тобой, — решает она.
— Не со мной, следом приезжайте, — возражает Марта. — Я же сказала, мне надо быть возле Ивана, когда он проснется, а вы не сможете идти так быстро.
— Как это не смогу? Побегу, если понадобится.
Но Марта уже исчезла из комнаты, словно в воздухе растаяла. «Марта, Марта!» — зовет ее она. Пытается догнать ее, но не может встать, не может выбраться из-под одеяла, не может пошевельнуться. Господи, так плохо ей еще никогда не было.
— Мерлашка! Мерлашка!
12
Она не знает, проснулась ли от собственного крика или ее разбудила Мерлашка. Оглядывается вокруг, растерянная и все еще испуганная. Сквозь окно льется тусклый утренний свет, он едва различимо посеребрил оконные стекла, ей кажется, что не совсем рассвело. Так рано Мерлашка никогда не приходила, ей и дома нужно было что-нибудь сделать. Или это не Мерлашка, бог знает, кто это. Или вообще никого нет, и ей только кажется, что возле постели кто-то стоит.
— Что с вами, мамаша, я уже испугалась, не случилось ли чего с вами, — слышит она.
Смотри-ка, ведь это и правда Мерлашка. Так рано… Она смотрит на нее и словно не может поверить собственным глазам.
— Как это ты здесь, так рано ты никогда не приходила, — говорит она неуверенно.
— Да я не сейчас пришла, я здесь ночевала, — говорит Мерлашка. — Вчера вечером мне показалось, что вам хуже, вот я и не осмелилась оставить вас одну. Я спала в кухне, постелила себе на полу.
В другое время замечание о том, что ей стало хуже, испортило бы ей настроение, рассердило бы. Она не любит этого, не хочет, чтобы Мерлашка беспрерывно вглядывалась в ее лицо, выискивала на нем следы бледности, как будто ждет не дождется, когда она протянет ноги, когда за ней не надо будет ухаживать. Но сейчас она словно и не расслышала всех слов Мерлашки, а то, что Мерлашка всю ночь была в кухне, застряло у нее в мыслях. Выходит, она действительно слышала из кухни шум и стук. Но ведь она и разговор слышала. Значит, Мерлашка была в кухне не одна. Похоже, Ленка и впрямь вернулась из Америки?