Приехали уже почти все будущие одноклассники. Еще, может, пара-тройка человек задерживалась. И действительно: со всей страны набрали тинейджеров. Подавляющее большинство в одиннадцатом ранге. Несколько человек в двенадцатом, вместе с печально известным Орловым. Тот, кстати, из гимназии исчез и больше не появлялся. Если папаша решил держать его дома и привозить только на занятия, это будет просто замечательно. А если его втихую отчислили, впору идти и праздновать столь знаменательное событие.
Среди девчонок были две, догнавшие по рангу Олега. Блондинки, одна натуральная, другая крашеная. Одна из Карелии, другая из Екатеринодара. Надо признать, обе очень даже красивые, и на лицо, и на фигуру. Ходили вечно парочкой, задравши носы. Другие девчонки их сразу же невзлюбили. И за ранги, и за спесь, и за внешность. Зато Лиза мгновенно наладила контакты со всеми, кроме этих двоих, и подружек теперь у нее полтора десятка без двух — ясно, которых.
Магия магией, но в ГУМе подбирали элитных учеников так, чтобы мальчиков и девочек было строго поровну. Ровно тридцать человек, пятнадцать от прекрасной половины человечества и пятнадцать от ужасной. Зачем? Пока непонятно. Уж не евгеникой ли решили заняться имперские магические министры? Подозрительно.
Откровенно некрасивых гимназисток среди отобранных просто не было. Но изо всех них Олег отметил для себя лишь уже более-менее знакомую Лизу и еще одну девочку из Череповца. Она и впрямь была хороша. Этакая симпатичная позитивочка с белозубой улыбкой, не склонная к полноте (по крайней мере, сейчас), с ямочками на щеках, задорными черные глазками да старомодными косичками немалой толщины. В общем, полцентнера ходячего обаяния. Но парни, большая их часть, почему-то принялись западать на заносчивых блондинок. Ну и кто им в этом разе злобный Буратин?
Потихоньку-помаленьку Олег вживался в новый мир. Переезжать в другую комнату он отказался, лишь одну ночь перекантовавшись в свободной комнате. А уже на другой день сам нашел подходящую фирму и сам договорился с отделочниками. Те, памятуя о судьбе их предшественников, сделали ремонт быстро, недорого, с идеальным качеством и без дополнительных устройств. За это рабочие получили небольшую, но приятную премию помимо кассы, а фирма — пространный хвалебный отзыв на своем сайте. И все остались довольны: фирма, рабочие и Олег.
Вечерами элитники, не желая ограничиваться гимназической столовой, выходили прогуляться по Питеру, посидеть в многочисленных кафешках и кофейнях, поглазеть на замерзающие каналы, разводящиеся мосты, да и просто полюбоваться городом, воплотившим в себе историю государства Российского за последние три сотни лет.
Олег внезапно вспомнил свою студенческую молодость и на самом деле ощутил себя молодым: с удовольствием гулял с веселой компанией, отпускал солёные шуточки вслед проходящим мимо девчонкам, много смеялся и вообще оживал душой. Как много, оказывается, ощущений дарит молодость! И плевать на холодный ветер с Невы, на слякоть под ногами и нудную морось с неба. Он и его приятели веселы, молоды, чуточку пьяны и вся жизнь у него впереди.
Как там говорили замшелые деды? Если бы молодость знала! Если бы старость могла! Но вот здесь и сейчас Олег и молод, и умудрен опытом. Где бы он был сейчас без этого опыта? Наверняка, валялся бы где-нибудь в лесу под Воронежем. Или исследовал дно Невы с тазиком цемента на ногах. Зато теперь он не полунищий студент с содержанием полторы сотни в месяц, и может позволить себе сполна насладиться всем тем, что дает сочетание молодого здорового тела и достаточных финансовых возможностей.
Одно только оставалось неизменным: в заведениях Олег всегда платил за себя сам и никогда не угощал других. Это кого-то задевало, кем-то воспринималось нормально. А в итоге, как-то незаметно, он стал постоянным казначеем веселой компашки. Когда он шел рассчитываться за съеденное и выпитое, счет неизменно оказывался намного скромнее, а обслуга внезапно становилась безупречно вежливой. В ближайших к гимназии кафешках его уже запомнили. И если только видели Олега среди гимназистов, то мухлевать даже не пытались. Потом плевали в спину, за глаза безбожно материли, но стоило ему обернуться, как тут же принимались радушно улыбаться и приглашали заходить ещё.