— Вот! — громогласно подытожила Катя, чем и поставила в разговоре точку. Славик замолчал, кажется, не убежденный до конца. Он поглядывал на Полину, а она, чтобы скрыться от его взгляда, подтянула к себе газету, лежавшую на столе, в которой как и раз и была опубликована заметка об исчезновении девушки.
Это была газета, в которую она еще до Нового года устроилась внештатником. Платили, разумеется, мало, но это было хоть что-то в плюс к тем деньгам, которые зарабатывала Нина. Полина эту газету читала очень редко, как и любой, кто постоянно общается с редакцией и имеет возможность видеть эти тексты в процессе подготовки номера. Она пробежала глазами первую полосу, затем развернула газету и углубилась в чтение.
Ее однокурсники, все еще возбужденные после перепалки, снизили голоса и общались вполголоса. Кто-то ел, кто-то копался в телефоне, кто-то переписывал домашку на следующую пару.
Заголовок материала на третьей полосе гласил: «Студент актерского факультета получает свою первую роль в новом столичном проекте».
Под заголовком располагалась фотография молодого человека ее возраста, который улыбался, стоя на залитых солнцем знакомых ступеньках драматического театра.
Полина внимательно изучила материал, с небывалой скрупулезностью вчитываясь в каждое слово. Особенно она останавливалась взглядом на фразах: «далеко не каждый актер получает такой шанс в самом начале карьеры», «сегодня для Родиона Раскова на небосклоне славы зажглась первая звезда» и других, не менее красочных. Растянутый на полосу материал не скупился на комплименты. Поморщившись на последнем предложении, Полина опустила газету и тут же услышала знакомый голос за спиной:
— Изучаешь внимательно, прямо как редактор, Полька! Жалеешь, что не тебе поручили это задание?!
— О да, — ответила она с улыбкой. — Но я тебе не соперник, Петро.
Ее коллега, такой же внештатник, как и она, Петька Долгушин будто только и ждал момента, когда может сказать ей эту фразу.
— Ты же знаешь, я слишком часто посещаю театр и мне не хватило бы на этот текст времени.
— Но я как раз думал, что театральной культурой занимаешься ты, тебе и отдадут материал.
— Как видишь, нет. И слава Богу!
— Почему это?
— Общаться с зазнавшимися раньше времени актерами — не такое уж и великое удовольствие. Хватает наших постоянных бесед об их спектаклях… — Полину на самом деле передергивало от одной мысли, что ее могли отправить на беседу с Расковым, но делиться этим с Петькой она не собиралась.
— На самом деле, он не такой уж и зазнавшийся. Обычный парень. Ну, конечно, для него было шоком, что его взяли…
Петька еще что-то говорил, но она уже почти не слушала, мысли ее унеслись далеко. Над факультетом прокатился звонок, оповещающий о перемене, и однокурсники начали собираться на пару. Время утреннего прогула закончилось.
Полину Орешину любили на факультете. За чувство юмора, открытую улыбку. Ее магнетизм был связан еще и с яркой, солнечной внешностью, к которой тянулись в пасмурную холодную погоду, с пасмурным не весенним настроением. Она не была идеальной классической красавицей, но ее лицо притягивало к себе взгляд своей необыкновенной живостью. У нее была обаятельная улыбка, ее волосы играли на солнце разными красками. Пряди были и светлые, и оранжевые, и песочные — что странно шло ей и сочеталось с меняющимися от настроения оттенками голубых глаз.
В последние два года она подумывала вернуть себе исконно каштановый цвет волос, но до решительных действий дело пока не дошло.
Она вообще была человеком, который, как это и часто бывает, смутно представляет, чего хочет от жизни. Она не задумывалась над правильностью того или иного выбора, просто потому что ей еще не приходилось за него отвечать. И потому часто не понимала, что одно — яркое и красочное, выдает за другое. Считает своим, хотя следовало бы и поостеречься с выводами.
Она считала факультет своим вторым домом. И гордилась тем, что он у нее был. Здесь она могла быть другой «самой собой». Не такой, как с сестрой, родителями, друзьями детства. Это была крайне искренняя степень притворства — ее постоянная роль шута и утешителя — в хорошем понимании этих слов. И почти никто и никогда не видел ее другой, и вряд ли задумывался над тем, что она может переживать, грустить, нервничать, искренне ненавидеть.
Как ни странно, люди, которые догадывались, что она на самом деле другая, были именно там, где она чаще всего находилась по работе.
В театре.
II
День
Полина Орешина вышла на свет и от неожиданности зажмурилась.
- Минутку подождите, пожалуйста! — произнес добродушный стариковский голос. — Сейчас мы закончим здесь и начнем с вами.
- Да-да, спасибо. Я подожду, сколько потребуется. — Боком она проскользнула мимо сцены, с которой актеры спешно убирали декорации, и, пользуясь тем, что никто не видит, выбрала себе стул в тени. И тут же слегка передвинулась, избегая попавшего снова в глаза света рампы. Теперь отлично. Теперь ей ничто не страшно.
Одногруппница Ирма, которая пришла с ней на правах гостьи и на которую Полина почти не обращала внимания (волновалась), наклонилась к ней со змеиной усмешкой на губах:
- Ага. Прячемся!
— И ничего и не «ага», — начала оправдываться Полина, но поняв, что от нее того и ждут невозмутимо улыбнулась: — Выбираю место поудобнее. Все-таки…
- Ну что ж, начнем, пожалуй, — пропел все тот же стариковский голос и сам его обладатель — режиссер Театрального института — вынырнул из-за кулис и остановился перед Полиной.
Полина успела лишь напоследок показать подруге язык и снова обернулась к режиссеру:
- Здравствуйте, Игорь Борисович.
- Здравствуйте, Поленька, здравствуйте. Что-то давно вы к нам не заглядывали…
- Я подневольный сотрудник, когда говорят прийти, тогда и прихожу, — виновато улыбнулась она.
- Да-да, ну так понятно, — забормотал режиссер. — А все ваш главный… самодур! Помню его еще мальчишкой — бегал тут, амбиции показывал…
- Игорь Борисович! — за спиной режиссера рассаживались по стульям актеры. — Может, мы побыстрее с этим делом расправимся? Все-таки все устали…
«Расправимся», — процедила про себя Полина и взглянула поверх головы режиссера на студентов. Рассаживаясь, одни ворчали недовольно, другие улыбались, глядя прямо на Полину.
- Это дело не терпит суеты и спешки, Миша! — недовольно полуобернулся режиссер. — А ведь все-таки заинтересовали мы его, редакторишку вашего! Стоило только победить!
Он улыбнулся Полине, Полина улыбнулась ему. Ирма дернула ее за подол платья.
- Итак, начнем? — осторожно вопросила Полина.
- Да-да.
Игорь Борисович нашел себе место, чтобы видеть всех, и Полина тоже поскорее села, чтоб не попадать под прицел всех этих взглядов. Мало того, что она еще полчаса будет нахваливать их, так потом попробуй заикнись о недостатках — начнут зевать и корчить такие рожи, как будто ей вообще запрещено соваться в то, чего она не понимает!
Ирма пихнула ее в бок, отвлекая от мыслей.
- Начнем с приятного, — улыбнулась Полина. — С поздравлений!
- Ну почему же, поздравления нам не всегда приятны… нам бы по делу… — протянул кто-то из актеров.
Полина взглянула прямо на говорившего и тут же опустила взгляд. Открыла блокнот.
- А я льстить не буду.
Полине было лет, быть может, восемь, когда она впервые оказалась в театре. Не в каком-нибудь кукольном, а в самом настоящем. По сцене перемещались люди в костюмах, которых звали интересным словом «актеры», они что-то говорили, пели и даже танцевали. Когда наступил антракт, мама вывела их с сестрой в холл и там на стене висели большие красивые фотографии этих самых актеров, которые были не похожи ни на одного из людей на сцене. После спектакля им разрешили пройти за кулисы, потому что мамин одноклассник оказался актером этого театра, и там Полина впервые увидела это искусство перевоплощения человека в человека. Сгорбленный седой старик аккуратно отлепил от себя бороду, усы, бакенбарды и брови и оказался довольно молодым человеком, который неожиданно обернулся и весело подмигнул Полине. Она расхохоталась.