В Дни ожидания всех охватывает лёгкий мандраж. Кто-то носится с мыслью, что его вызовут; кто-то совсем не подозревает; кто-то рассчитывает на то, что успел со всеми помириться. Судя по дуэлям за прошедшие несколько лет, вызывают всегда того, кого намереваются убить, — ведь сразиться можно когда-угодно, но убить безнаказанно — только раз в году.
Вторник, 21 декабря
После картины Ксиллы я терзалась мыслью, что надо бы всё-таки найти портрет нашего достопочтенного Барона. Для меня это крайне важное дело, самой бы знать, почему. Я предчувствую, что информация, которую я собираюсь выведать у Барона, сможет мне как-нибудь пригодится. Это что-то из разряда чувств и предчувствий, а логики никакой.
Блуждая по замку, я вышла на четвертый, наименее изученный мною этаж, и увидела то же, что всегда — один из множественных люков, разбросанных по замку, которые таят в себе различные сокровища, тайны и угрозы. Этот люк выглядел довольно заманчиво: на нём лежал небольшой драгоценный камешек. Испробовав преграду рукой, я поняла, что камешек с места сдвинуть невозможно. После применения отторгающего заклинания, преграда начала поддаваться. Открыв люк, я изумилась тому, что оказалась в положении вверх тормашками. Такой безобидный люк мне ещё не попадался. Я полезла вниз, взбираясь вверх, цепляясь пальцами за плиту, используя липнущее ментальное подвешивание. По мере того, как мои руки, точно паучьи лапки, подбирались все выше, дышать было всё тяжелее, воздух казался едким. Я пыталась успокоиться, мысленно и вслух убеждая себя, что мои ощущения вызваны на редкость безрадостными поисками вечно убегающего Барона. В какой-то миг меня одолела сильная дрожь, и носом пошла кровь. К счастью, именно тогда я обнаружила, что воткнулась головой в следующий люк, и на сей раз мой подъем завершился. Новый люк вывел меня на каменную плоскость, покрытую мхом. В изнеможении растянувшись на шершавом полу, я услышала леденящий кровь голос:
— Так ты нашла меня... дерзкая девчонка. Признаюсь, не такое ты ничтожество, как я думал. Славно потрудилась, — негромко заговорил ко мне Стефан Баторий из портрета, прислонённого к стене.
— Пожалуйста, монсеньёр... позвольте мне забрать вас к себе, иначе я здесь... не выдержу, — умоляла я Барона, чувствуя надвигающееся проклятие запретного места. Замок вздумал сопротивляться мне. Я чуть было не разрыдалась.
— Глупая, ох, глупая девчонка... — Барон проказливо ухмыльнулся. — Возьми себя в руки, черт побери! Замок ощущает твою немощь и это забавляет его. Соберись! Я приказываю тебе! Вспомни, какой звук самый прелестный для госпожи Эржбеты?
— Звук головы, падающей в корзину, — еле дыша, ответила я.
— А какие глаза для неё самые пронзительные?
— Те, в которые воткнуты иглы, — ответив на этот вопрос, я ощутила заметное облегчение.
— Чего же ты так боялась, коль знаешь всё это? — ворчал Барон. — Но правильно делаешь, что боишься. Тебе ещё как нужно бояться, ведь ты посягаешь на то, что НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ!
У меня глаза на лоб полезли от такой чепухи.
— Как это не принадлежит мне?!В таком случае замок уже избавился бы от меня! Ньирбатор видит во мне свою будущую госпожу!
— Не смей препираться со мной! Возомнила себе чёрт знает что. Преследуешь меня постоянно, ни стыда, ни совести! Думаешь, я не видел, чем вы занимаетесь с тем разгильдяем? Ты не достойна быть госпожой Ньирбатора!
— Если б вы отвечали на мой зов, а не прятались, подглядывая, и вели себя, как подобает... — мысленно обрушившись руганью на Барона, я смекнула что к чему и надела маску сокрушения, чтоб умилостивить его. Он самодовольно фыркнул и сказал:
— Барон не прячется. Это замок меня от тебя прячет. Ты — недостаточно хорошая компания, надо полагать. — Его ноздры раздувались от надменности, он пыхтел со злости, как настоящий аристократ. — Ну же, глупышка, вынеси меня отсюда!
Не мешкая ни секунды, я выполнила его приказ. Уменьшив портрет до ручного зеркальца, я пролезла обратным путем. Спускаться было намного легче; из двух уровней люка меня буквально выпихнуло.
Я сжимала зеркальце, искоса поглядывая на него. Никогда в жизни со мной так не обращались. Если запустить в Барона Инсендио, Ньирбатор не простит мне, и мы все тут вспыхнем. Ему, стало быть, приятнее было общество Мальсибера, когда тот жил здесь примерно лет двадцать назад. Очень коварный напыщенный индюк... Лучше о нём совсем не вспоминать.
Поздно вечером, притащив портрет Барона Батория в свою комнату, я повесила его поближе к портьерам, чтобы в случае чего поплотнее заслонить. Вешая его на стену, мне пришлось скрепя сердце выслушать всякие оскорбления по поводу моих «неуклюжих действий» с его обиталищем. Я попробовала заставить его умолкнуть и как бы невзначай начала рассказывать о недавних происшествиях. О знаках. О кентаврах и детях. О змеях на ферме. О сквибах. О Вилме. О том, что девочку стоило оставить в живых и предоставить ей место в маггловском мире. Барон слушал меня, щурясь и фыркая.
— Что же ты такая медлительная, а? Палец о палец не ударишь, только стоишь у меня над душой. НУЖНО ОТОМСТИТЬ! Иначе подашь плохой пример грядущим поколениям, — огласил он свое слово.
Да простят меня мои покойные родители, но это слово Барона озвучило мои самые сокровенные мысли. Я ведь в самом деле жажду отомстить. Собственноручно и сполна. Я словно саму себя услышала, посему набралась небывалой решимости. Довольно-таки умный портрет; жаль, что умный и приятный — не одно и то же.
— А что касается твоего вопроса, то у меня никогда не было сыновей, — заговорил Барон, понизив голос на целую октаву. — Я и есть тот барон, который встречался в лесу с Еленой, дочерью Ровены... Любовь есть непозволительная роскошь для тёмных волшебников. Мы становимся уязвимее и готовы подставляться друг ради друга. Это проигрышный вариант, — в глазах Барона сверкнул зловещий блеск.
Я внимательно слушала, разглядывая портрет в полумраке. У меня душа взыграла от любопытства, когда я осознала, что портрет может стать кладезем бесценной информации.
— Судя по всему, я стал слишком значимой личностью, чтобы просто исчезнуть. Я — призрак. Я — портрет. Я — душа Ньирбатора.
Фери, который знает наизусть всю историю замка, с самого детства советовал мне не попадаться на глаза Барону. А после торжественного внесения портрета в мою спальню, эльф отвёл меня по-заговорщицки в сторонку и запричитал:
— Юная госпожа Присцилла, вам известно, что такое «тактика выжженной земли и массовых казней»?
— Да, Фери, ты мне с малых лет рассказывал о маминых Годелотах, — устало ответила я.
— С Бароном всё то же самое! — завопил эльф. — Он ничуть не добрее! Его нрав поистине злобен. Как и все молодые люди, он лелеял планы кровавых войн, похлеще гоблинских. Его светлая душа до сих пор обитает в Хогвартсе, а тёмная навеки заключена здесь. — Эльф многозначительно покосился в сторону моей комнаты и вытер платком вспотевшее от страха чело. — Из-за него вы окажетесь на скамье подсудимых! И господина Гонтарёка за собой небось утащите!
После упоминания моего ненаглядного рассердилась, но не так чтобы очень. Фери возомнил себя больно важным советником, но радость от находки уберегла его от незамедлительного наказания.
— Фери, а у тебя, оказывается, слишком много свободного времени, если ты успеваешь ещё и подслушивать. С завтрашнего дня твой график будет уплотнён. Разве ты не подчиняешься госпоже Катарине?
В ответ эльф приготовился наносить себе увечья. Я пригрозила ему Конфундусом, и он наконец притих. Госпожа говорит, что с Бароном полезнее дружить, ведь он, в некотором смысле, воплощает душу замка, а без души тот сломает себе шею.
Суббота, 25 декабря
Госпожа Элефеба пригласила меня сегодня к себе на ужин. Сегодня — это прямо сейчас. Мне нужно поскорее собираться. Барон злопыхательно усмехается; Фери махает руками и полотенцем, торопя меня. Напишу только общую сводку новостей, пока не забыла.
— Полицейский участок заметно обезлюдел. Из офицеров остались только самые жизнестойкие, например, инспектор Мазуревич.