- Теличко имеете в виду? Черт, что за дом - за кого ни схватись, все какие-то концы лезут. Хорошо, хоть Скалдина не было на месте. Польша есть Польша.
- Ты, видать, и доблестного майора в подозреваемые записать примериваешься? Нет, все-таки нагрузки у тебя маловато, - Строкач поостыл и, казалось, склонен пошутить.
- Майор, конечно, чист. Жигарев пока у нас, а на Теличко, по-моему, мы вообще напрасно время тратим. Пьет целыми днями взаперти.
- Но ведь вдрызг не напивается, не хулиганит - уже хорошо. Опять же и присмотрен. Не спеши. Есть у меня один канал, попробуем через него разобраться.
- Давно-таки не виделись, Павел. Ну как там Фемида, не балует, небось, своих служивых? - молодцеватый седой подполковник чувствовал себя совершенно раскованно в холостяцкой квартире Строкача. - Ты, однако, как погляжу, не бедствуешь. Торгаши сами таскают или приходится объезжать базы? Ага, физиономия кислая, значит на дом не несут. Сам виноват распустил сволочей, дал потачку.
Строкач, усмехаясь под нос, неспешно ворожил, накрывая стол, перемещаясь с салатами и соленьями из кухни в гостиную. Его кулинарные дарования были в новинку только для тех, кто редко с ним сталкивался как, например, подполковник Лютый, которого Строкач неожиданно разыскал и затащил к себе.
Столкнуться им пришлось пять лет назад в ситуации для Лютого критической и едва не закончившейся для подполковника сроком. Любовь к казенному имуществу в душе подполковника (тогда еще майора) пламенела с особенной силой.
Линейной милицией была задержана команда "корабейников", направлявшихся в Китай, в их багаже оказались вороха новенького армейского обмундирования - шинели, ушанки, кожаные ремни и прочее. Разведенные по разным комнатам, "коробейники" взахлеб торопились дать показания, чтобы поспеть раньше других и все-таки отправиться по своей турпутевке, а не в обратном направлении. От них потянулась ниточка к армейским складам, и в частности, к майору Лютому.
Дохлое это дело о расхищении армейского имущества Строкач дожимать не стал, как говорится, спустил на тормозах. Выпотрошив Лютого на допросе, как он один это умел, Строкач убедился в безнадежности дальнейшего расследования, которое обречено было неминуемо увязнуть в трясине армейской неразберихи. Дела накатывали одно за другим, и волей-неволей Лютого пришлось оставить в покое.
Как ни странно, и по прошествии пяти лет подполковник помнил, кому обязан свободой и погонами, а впрочем, мог полагать, что и материальчик кое-какой в отношении его сохранился. Самое главное во всем этом было то, что Лютый был начальником Скалдина, ведал командировками, и в его власти было отрядить офицера или в аул под Джезказганом, пусть и со всем известным наименованием Байконур, или за границу, где размещались российские воинские части. И, как водится, все упиралось в маленький презент и сообразительность командированного.
- А чего б ему не кататься? Бензина пока хватает, да и польза кое-какая есть. Кто бы его впустую посылал? - Лютый как бы слегка оправдывался. - Езда нормальная: "КамАЗ", спи - не хочу. Я сам на "газоне" пол-России исколесил...
Подполковник зевнул, перевел взгляд на початую бутылку водки - уже вторую, - потянулся было к ней, но спохватился, покосившись на Строкача. Удержал себя. Строкачу это не понравилось - он сам налил до краев, опрокинул первым, выпил и Лютый, и разговор несколько оживился, умело подправляемый в нужное русло. Выпили еще, и подполковник как-то разом захмелел, лицо его побагровело, залоснилось, отмякло.
- Скалдин не парень - золото. И дело знает, и сам рюмку выпьет, и друга не забудет. Вот ты, Павел Михайлович... Ведь неспроста же, все-таки, вы им интересуетесь в угрозыске. Я тебя знаю - ты пустышку тянуть не станешь. Но зачем он тебе? Ну, работает мужик, суетится. Сегодня с колес завтра опять в командировку, в дороге бывает больше, чем дома. А Польша... - С багровой физиономии подполковника на Строкача смотрели трезвые и довольно проницательные глазки, смахивающие на медвежьи - с зеленцой в глубине.
Строкач встревожился.
- Значит Скалдин выезжает в очередную командировку завтра, и снова в Польшу? Тем же "КамАЗом"? Отлично. Надеюсь, перед дорогой никто его не потревожит, Мы ведь понимаем друг друга? Не стоит вам, подполковник, из-за него подставляться.
- Да какое там, Павел Михайлович! Скалдин так Скалдин. Нашкодил пусть отвечает...
- Вот и отлично, договорились. Надеюсь, останемся друзьями.
- Для тебя, Павел Михайлович, - все, что угодно. Скалдин едет в обычную рядовую командировку. И пусть его едет, голубчик, пусть... - Лютый явно переигрывал, изображая совершенно захмелевшего, уже начавшего заплетать языком.
"КамАЗ" с воинскими номерами тронулся в путь в пять утра. В это время от обычной настороженности ГАИ ничего не остается. Вечерние хмельные гуляки, раскатывающие с барышнями и большими деньгами, уже угомонились, а утренние лихачи еще дремлют в постели. Да и сами инспектора - тоже ведь люди! - в такое время уже на пути домой. Однако "КамАЗ" майора Скалдина у западного выезда из города поджидал мальчишка-автоинспектор. - Ну, что, стоим, Степан Макарович? - водитель-сержант задал вопрос, уже притормаживая.
Инспектор маячил на проезжей части не скрываясь, широко расставив ноги, словно пытаясь этим прибавить солидности своей щуплой фигурке.
Скалдин брюзгливо передразнил сержанта:
- "Стоим"! Останавливай уж, куда деваться. Не давить же его.
И уже через мгновение стало ясно, что положение хуже некуда. Водитель, позевывая, не успел еще отпахнуть дверцу кабины, как с обеих сторон в нее ринулись омоновцы с автоматами, а Скалдин услышал знакомый приветливый голос:
- С приездом, Степан Макарович, со встречей, дорогой!
Голос Строкача подействовал на майора, как удар ломом по спине. Горло у него перехватило, сердце зашлось, и он, как куль с тряпьем, плюхнулся обратно на сидение, так и не услыхав возмущенных воплей водителя, которого удерживали за руки дюжие омоновцы:
- Вы что творите? Это грабеж! У нас секретный груз - кто вам позволит пломбы срывать?! Смотрите, майор... майор умирает!..
- Как вы себя чувствуете, Степан Макарович? - голос Строкача был полон сочувствия. - Вы у маня впервые в гостях, так что располагайтесь без стеснения.
Окинув одним взглядом кабинет, Скалдин заметил с укоризной:
- Ну разве так можно, Павел Михайлович! Вы майор, и я майор, есть же какие-то нормы, в конце концов. А вы ловушку мне подстроили.
- Ну уж, и ловушку! Скажете тоже! Я же вас не заставлял ворованную медь за границу на опломбированной армейской машине перебрасывать. Тут вам и контрабанда, тут и хищение в особо крупных размерах. Не говоря уже о таких мелочах, как валютные операции. Ведь не за рубли же вы металл продавали?!
На Скалдина было тошно смотреть, и Строкачу эта картина была знакома, как поверхность собственного письменного стола.
- Ну почему все я да я? Крайний я, что ли? Металл - да, вез. Но, слово даю, - в последний раз.
- Может, в первый? Или все-таки попробуем правду говорить? Степан Макарович, вы ведь офицер. Умейте и отвечать за свои поступки. Вы ведь понимаете - иного выхода нет, взяты вы с поличным. Пять тонн меди - новые высоковольтные шины, украденные на заводе, - да почти тонна никеля... Или будете утверждать, что нашли на свалке? Ей-богу, не стоит, Степан Макарович. Сержант-то ваш продержался ровно шесть минут, пока рассчитывал выйти сухим из воды как человек, всецело зависящий от вас по службе. Не мог же он, водитель первого класса, ведущий пустую - по документам машину, не чувствовать, что у него за спиной шесть тонн груза? Переживает парень, что за каких-то десять тысяч позволил вовлечь себя в опасное преступление, старается помочь следствию.