Максис подошел к грубому сосновому столу, заменившему изящный столик из резного дуба, отданный им Валентине, выдвинул ящик, достал оттуда давно увядшую белую розу, красовавшуюся когда-то в белокурых волосах кузины, и пылко поцеловал цветок. «Вот все, что будет напоминать мне о ней… — подумал он. — Необходимо уехать. Но если бы Поль захотел, я бы остался… Если б он знал, сколько сил и мужества черпал бы я в любви! Работать для нее! Жить для нее! Но нет, он никогда не согласится. Просить руки его дочери — значит требовать погашения долга. Нет, нет, я никогда не сделаю этого!»
Дальше не хватало еще одной главы. Было уже поздно, но, несмотря на крайнее утомление, Бланш продолжала читать: стремление к богатству превозмогло усталость.
Глава 13. Заем
В хорошо обставленном кабинете одного из лучших домов Иссуара, перед столом, заваленным книгами и бумагами, сидел коренастый мужчина среднего роста. Ему было около тридцати лет. Лицо его отражало сдержанную мину; черные глаза с большими желтыми зрачками смотрели по-кошачьи, вкрадчиво и жестоко. Нижняя челюсть, хоть и не очень массивная, свидетельствовала о чувственности. Слишком маленький, словно скошенный, подбородок, тонкий и острый нос говорили о корыстолюбии. Лоб, не в меру высокий, но покатый и слегка вдавленный, указывал на ту пагубную дальновидность, которая, не выходя за пределы обычной проницательности, убивает любую радость иссушающим анализом.
Мужчина этот был прежним управителем барона де Понт-Эстрада. Выражение его лица обычно было важным и спесивым, как у лакеев в аристократических домах. Особенно поражало в нем смешение силы с хитростью.
Мадозе поселился в Иссуаре, где старался снискать себе популярность в высших кругах буржуазии, дабы, с одной стороны, заручиться ее поддержкой на ближайших выборах, а с другой — выгодно жениться. Его нельзя было назвать обыкновенным карьеристом: уважение и почет он ценил больше, чем барыш. В этот день Мадозе кого-то ждал с озабоченным видом великого полководца в час решающей битвы.
Делец и впрямь собирался вступить в долгожданный бой. Выигрыш дал бы ему все необходимое для осуществления его планов.
Лакей в ливрее с золотыми галунами распахнул дверь и доложил:
— Граф де ла Рош-Брюн.
— Здравствуйте, Мадозе! — сказал посетитель, кивнув в ответ на низкий поклон хозяина. — Вам, вероятно, уже сообщили, что мне нужны деньги! Согласны вы ссудить мне двадцать тысяч франков под закладную на Рош-Брюн?
— Видите ли, граф, я уже собирался было заключить эту сделку, но сведения, полученные мною о вашем имении, вынудили меня несколько изменить свои намерения.
— Вот как?
— Закладная на поместье, не стоящая и тридцати тысяч, недостаточное обеспечение для такого займа.
— Как, сударь, вы оцениваете Рош-Брюн всего в тридцать тысяч?
— Если бы, предположим, мне пришлось продать ваш замок, чтобы вернуть свои деньги, я и столько не выручил бы. При подобной крайности — говорю вам как деловой человек — издержки по продаже окажутся столь велики, что остаток не покроет и долга.
— В таком случае, извините за беспокойство! — ответил де ла Рош-Брюн.
— Одну минуточку, граф! Благоволите выслушать меня до конца. Я не сказал, что отказываюсь ссудить нужную вам сумму, а говорю лишь, что форму сделки, первоначально намеченную нашими посредниками, следует несколько изменить. Но я по-прежнему готов быть вам полезным во всех отношениях.
— Спасибо.
— Если вы не возражаете, то я предпочел бы заключить купчую с правом обратного выкупа вами Рош-Брюна.
— Это мне безразлично.
— Вот и прекрасно! В таком случае, отпадают расходы по продаже имения в случае неуплаты долга.
— Очень хорошо.
— Вот что мы можем сделать: я оценил Рош-Брюн в тридцать тысяч; допустим, что он стоит сорок.
— Он стоит больше, господин Мадозе.
— Ладно, я беру его за эту цену.
Граф сделал резкое движение.
— То есть, я признаю, что он стоит сорок тысяч; в счет их я уплачу, то бишь одолжу вам тридцать тысяч. Вы вернете мне эти деньги в установленный нами срок. Если же по истечении его вы, паче чаяния, не сможете со мною расплатиться, то я вручу вам остальные двадцать тысяч, и Рош-Брюн станет моим.