Слуга в синей ливрее с золотыми позументами, вроде той, что надевал Гаспар, заканчивал сервировку стола. Тщательно и симметрично расставив посуду и убедившись, что все в порядке, он приоткрыл тяжелую дубовую дверь и провозгласил:
— Кушать подано, госпожа маркиза!
В столовую вошел мужчина в длинном кашемировом шлафроке, подпоясанном шелковым шнуром с золотыми кистями. На его седеющих волосах красовалась богато вышитая шапочка. Давно не стриженная борода наполовину закрывала бледное, болезненное лицо. Угрюмый, безжизненный взор был устремлен в одну точку, а по-стариковски желтый лоб бороздили глубокие морщины, — следы горестей или недуга.
Из противоположных дверей вышла дама, которую мы уже видели в комнате Гаспара. За нею следовал и сам Гаспар.
Мужчина этот был маркиз Гюстав де Бергонн, а дама — его жена Валентина, урожденная де ла Рош-Брюн. Они молча поклонились друг другу и сели за стол. Ужин начался. Маркиза еле притрагивалась к кушаньям и беспокойно следила за движениями мужа; последний ничего не ел, зато поминутно протягивал свой бокал Гаспару, наполнявшему его с явной неохотой.
— Друг мой, — обратилась госпожа де Бергонн к супругу (услышав ее печальный голос, маркиз словно пробудился), — друг мой, вас все еще лихорадит?
Муж недоумевающе взглянул на нее и поднес ко лбу худые руки.
— Лихорадит?.. Да, да… Но не все ли вам равно?.. Лихорадка — не такая уж страшная вещь: она меня чуточку согревает. С тех пор как солнце погасло, меня вечно знобит…
— Отбросьте эти мысли! — прервала маркиза. — Разве вы не заметили, что солнце и сегодня взошло, как вчера? Оно взойдет и завтра, чтобы светить земле.
Маркиз разразился смехом, бросил на стол салфетку, встал и принялся ходить по залу огромными шагами.
— Земле? Да, оно будет светить земле и… живым людям, быть может. Но оно не будет светить мертвецам! А ведь я умер. Почему меня до сих пор не похоронили?
Рассудок маркиза был помрачен. Безумие находило на него периодически: припадки повторялись со сменой времен года и продолжались две-три недели, в течение которых он лишался сна. В этом ли заключался секрет, столь тщательно хранимый обитателями «таинственного дома», как называли в Иссуаре особняк на Собачьей улице? Возможно…
Маркиз снова сел за стол и, казалось, погрузился в тяжелое раздумье. Неподвижный, с откинутой назад головой и полузакрытыми глазами, он в самом деле напоминал мертвеца.
Вошла Нанетта и подала письмо от Мадозе. По-видимому, в нем сообщалось о чем-то, не терпевшем отлагательства, так как маркиза, едва бросив на него взгляд, тотчас же встала, прошла в свой кабинет и велела привести туда посетителя.
Глава 8. Свидание
Когда Мадозе вошел в комнату, где его ожидала маркиза, последняя еще не оправилась от волнения, вызванного разговором с мужем и только что полученным письмом, и была бледнее обычного. Эта бледность, резко подчеркнутая черным бархатным платьем, придавала благородному лицу г-жи де Бергонн такое величие, что Мадозе смутился. В комнате Гаспара он не разглядел маркизы как следует и не заметил, до какой степени время или горе изменили ее черты. Сейчас, когда она предстала перед ним, прекрасная, словно мраморная статуя, по коже Мадозе пробежал холодок. Ему показалось, что, переступив порог этого жилища, он совершил своего рода кощунство, будто осквернил могилу. Но поддаваться такому впечатлению и долго находиться под его влиянием могут лишь чувствительные натуры. Мадозе быстро пришел в себя.
Маркиза заговорила первая.
— Что вас заставило, сударь, — промолвила она дрожащим голосом, — выведать, где я живу, и чуть не с помощью угроз добиваться встречи со мною, хотя наши прошлые отношения не дают вам на это никакого права?
Скорее удивленный, чем тронутый видом маркизы, Мадозе вглядывался в ее лицо, пытаясь разгадать, какие страдания так его преобразили.
— Хоть вам и тяжело вспоминать об этих отношениях, — ответил он, — время не сумело уничтожить чувства, которого вы не оценили и не захотели благосклонно принять. Мой приход сюда, с целью вас спасти, доказывает, что это чувство все еще живо.
Маркиза не проявила ни малейшего волнения. Мадозе продолжал:
— Да, я пришел спасти вас! Кое-кто из республиканцев решил, что люди не станут прятаться без всякой причины…
— В самом деле?
— Они подозревают, что в вашем доме — гнездо интриг… Успокойтесь: не любовных, а политических, — и намерены произвести у вас обыск.
— Но вам хорошо известно, господин Мадозе, что как я, так и мой муж — республиканцы, а потому нам нечего бояться своих политических единомышленников.