Документы оказались в полном порядке, и вскоре Лезорн под именем Эдма Паскаля, по прозванию Красный Лис (вероятно, намек на свойственный пьяницам цвет носа), открыл кабачок около Сент-Уэна, по ту сторону укреплений. Это был один из тех трактирщиков, существование которых полиция терпит, так как время от времени они служат ей в качестве мышеловок. Вывеска гласила:
РАДОСТЬ ГУЛЯК
ЭДМ ПАСКАЛЬ
ВИНА, ПИВО, ЛИКЕРЫ
Случилось так, что эту вывеску изготовил по заказу Черного Лиса не кто иной, как Трусбан. Закончив фрески на священные сюжеты, наши художники вынуждены были приняться за писание вывесок. Этим они зарабатывали немного больше, но их произведения, увы, отдавались теперь на милость дождю и ветру.
Лихо закрученные кверху усы Лезорна не помешали Жеану узнать его. Это было весьма кстати, ибо художник готовился вместе с друзьями дать показания по делу Бродара. Теперь их показания будут еще убедительнее!
Чтобы войти в новую роль, Лезорн обзавелся и подставной женой; ее, как и все прочее, доставил ему Черный Лис. На жаргоне улицы Маркаде это называлось жениться по случаю.
Мы знаем эту женщину: то была сен-лазарская Волчица. Она тоже искала мужа по случаю: ей надоело мыкать горе на улицах. «Хочется чуточку отдохнуть от собачьей жизни!» — говорила она.
Волчица отлично управлялась за прилавком. Ее прозвали «Прекрасной цыганкой». Вскоре торговля в кабачке пошла бойко. Волчица обратила внимание на то, как Лезорн обслуживал посетителей: он двигался с такой быстротой, что никто не успевал заглянуть ему в лицо. «Он как будто боится встретить знакомых!» — приходило ей в голову. Между тем она нравилась Лезорну, и подчас он всерьез подумывал жениться на ней. Ведь у него есть документы Эдма Паскаля; почему бы не воспользоваться ими? По словам Черного Лиса, его брат жил в Париже недолго и мало с кем якшался; значит, опасаться нечего. Что касается тех, кто знавал Эдма до его исчезновения, пять лет назад, то они найдут, что он здорово изменился, вот и все. И, наконец, Черный Лис подтвердит, что он действительно его брат.
— Где, черт побери, я видел этого человека? — размышлял г-н N., побывавший как-то в новом кабачке при очередной облаве на бродяг.
Но выражение лица Лезорна ежеминутно менялось.
— Какая у хозяина подвижная физиономия! — заметил как-то один из завсегдатаев кабачка, пьяница, словно сошедший с вывески. — Сразу видно, что он — славный парень: у всех симпатичных людей такие лица!
Но Волчица, видимо, не была с этим согласна, ибо испуганно вздрагивала всякий раз, когда Лезорн предлагал ей вступить в законный брак. А ведь она была не особенно разборчива…
Тем временем дело Бродара шло своим чередом. Обвиняемый упорно настаивал, что в момент ареста он вовсе не имел намерения скрываться в Париже, а наоборот, только что туда приехал. Это многих располагало в его пользу. Вдобавок стало известно, что он был освобожден из тулонской тюрьмы под именем Лезорна; об этом говорилось в документе, подписанном художниками и Жаном, слугой в гостинице. Керван и Филипп с братьями также сообщили, что желают дать показания по этому делу. Впрочем, поскольку они были лицами незначительными, допрашивать их не спешили.
Вести из Лондона ускорили ход событий.
LXXI. Сын и мать
Как-то Санблер проходил по пустынной улице; вдруг его пырнули кинжалом. Удар пришелся вкось, и лезвие только распороло подкладку. Он никого не заметил и даже подумал, что это ему почудилось, но, придя домой, обнаружил сквозную дыру в сюртуке. Это было уже второе покушение на его жизнь.
Санблер решил больше не откладывать своего плана мести и разыскал вдову Марсель. С целью предварительно нащупать почву, он польстил ей, сказав, что она, по-видимому, весьма опытная особа, и стал спрашивать ее мнение относительно всякой всячины. Старуха предложила ему совершить прогулку за город: по дороге они смогут продолжать беседу, а Бланш будет отвлекать внимание Пьеро, если разговор зайдет о том, чего мальчику не следует слышать.
Вдова понимала, что знакомство с Санблером ей выгодно. Она потеряла Девис-Рота из виду и боялась, что неприятностей будет больше, чем поживы. А жажда обогащения брала у нее всегда верх, даже над жаждой мести.