Стелла, они помогут выплатить наши долги… От такого предложения нельзя отказываться! Я пока не могу с тобой разговаривать и больше всего боюсь, что ты что-нибудь натворишь… Если я останусь тут надолго, как ты будешь жить? Где? У меня разрывается сердце. Мы же с тобой совершенно не приспособлены к жизни, совсем ничего не умеем. Две инфантилки. Я хотя бы уже пожила, а кто будет заботиться о тебе?
Пашка приедет на новогодние каникулы, проверь загранник, думаю он пригласит тебя куда-нибудь, чтобы сблизиться. Григорий и Елена хотят с тобой поужинать и все обсудить. Пожалуйста, не будь дурой! Они единственные люди, которые от нас не отвернулись…
Стелла, помоги мне! Помоги нам всем!
Я тебя очень люблю и очень скучаю!
Мама.»
Минут тридцать я просто рыдаю. Зажимаю себе рот и реву, переодически перечитывая это письмо и от каждого раза мне становится все хуже и хуже. Я не думала, что я такая слабачка и такая глупая. Надо хватать этого несчастного Пашку Абрамова, как спасительную соломинку и ждать чуда, а меня только тянет блевать. Он же будет ко мне прикасаться, трогать меня, мне придется целовать его, спать с ним. Думаю об этом и слезы просто не заканчиваются.
Григорий Абрамов старый друг отца, ему мы тоже должны денег, но он единственный, кто молча обнулил наш долг и выразил искренние соболезнования. Мы дружили семьями, Пашка старше и в детстве проводил больше времени с нашим Сеней, а лет в пятнадцать я поняла, что уж слишком странно он на меня засматривается. Пашка тихий и робкий, смотрит и ничего не делает, я сразу же окрестила его маньяком и всячески шарахалась. Но на все праздники он передавал мне самые большие корзины цветов и самые крутые подарки. Меня это не сильно заботило, он стажируется в Европе и я давно его не видела. Но когда в сентябре мама написала мне первое письмо, я вздрогнула. Абрамов предложил свою помощь, но не безвозмездную. Сказал: «Нэлли, наши дети прекрасная пара, может им стоит попробовать построить совместное будущее?» Без расчета никуда, Абрамов знает, что в Туле есть брошенное производство, которое сто лет назад оформили на мое имя и пока мне не исполнится восемнадцать, мы не можем его продать, хотя оно запущено и стоит не так много. Григорий подкинул маме идею: ничего не продавать. Говорит, что даст Пашке денег, чтобы он вложился в наш прогоревший бизнес, поднял его на ноги и строил свою маленькую империю самостоятельно, ведь его стажировка почти окончена и ему пора уйти в большое плаванье. Но Пашка слишком мягкий, ему нужна спутница, которая не даст расслабиться. А тут все так прекрасно совпало. Абрамов даже расписал бизнес план. Полтора года на точку без убыли, а после, доходы с Павликом будем делить пятьдесят на пятьдесят, своей частью мы гасим задолженности. Это выбор без выбора. Если я откажусь, никакие деньги они не вложат, я отдам помещение и оборудование за бесценок, потому что я ничего в этом не понимаю, а на консультацию юриста нет денег. Сеня громче всех хлопает в ладоши и полностью согласен с матерью, его творческая натура тоже не смыслит в бизнесе. Я чувствую будто меня загнали в угол. Сколько там до этих зимних каникул? Чуть больше месяца? Блин, да я ведь почти ни с кем не целовалась! С Гофманом один раз и то из любопытства. Какое мне замужество? Я же даже не успела ничего в этой жизни попробовать!
Слезы все льются градом и в самый неподходящий момент ко мне под лестницу заглядывает пигалица Чумакова. Смотрит на меня так взволнованно, стоит рядом, что-то мне говорит, я даже отвечаю, но мысленно я далеко не здесь.
— Иди отсюда, Чумичка! — пытаюсь ее прогнать, но она все не уходит.
— Не сиди на каменном полу, простудишься…
— Да отцепись… — надо же какая заботливая сволочь.
Боже… нет… она никуда не собирается и садится рядом со мной.
— Иди отсюда! И если кому-нибудь скажешь о том, что видела… — я стыдливо закрываю лицо ладонями.
— Я не трепло, Стелла! — говорит очень уверенно и протягивает мне пачку салфеток.
Ладно, я об этом еще пожалею, но пусть сидит, сейчас она меньшая из моих проблем. Вытираю слезы и ловлю себя на мысли, что хочу чтобы меня кто-нибудь обнял. Хоть эта вшивая.
— Слушай, если это из-за Гофмана, то это просто…
— Ну какой нафиг Гофман? — вот же дура! — У меня жизнь рушится со скоростью света, а ты тут про какого-то Гофмана!
Самое обидное, что я никак не могу перестать плакать перед посторонним человеком, а Чумакова строит такое сочувствующее лицо, что я никак не вернусь в тонус.